Великий Гэтсби Денис Матвиенко: история самого успешного украинского танцовщика

Вчера, 4 апреля, во  Дворце «Украина» с аншлагом прошло уникальное хореографическое шоу The Great Gatsby самого титулованого украинского артиста балета Дениса Матвиенко.

Денис – без преувеличения уникальный танцовщик. Он единственный в мире обладатель сразу четырех Гран-при самых престиж международных конкурсов артистов балета. Денису Матвиенко аплодировали и аплодируют крупнейшие театры мира. О нем, о балетных традициях и нравах, о жене-балерине и дочери Лизе – наша эксклюзивная история.

---

 

Впервые я вышел на сцену в три года — уже тогда мне нравилось чувствовать внимание зрителей. Сейчас понимаю, что все дело в каком-то особом энергообмене,
который возникает между актерами и людьми в зрительном зале: когда в финале стоишь на авансцене Большого театра, Мариинки, Grand Opera или La Scala, а тебе аплодирует несколько тысяч человек, испытываешь неописуемый восторг — заряжаешься от эмоций, которые дарят тебе зрители. Иногда получаешь такую дозу адреналина, что всю ночь после спектакля не можешь заснуть — от переполняющих
тебя счастья и радости.

Принято считать, что люди, посвятившие свою жизнь искусству, мечтали об этой профессии, сколько себя помнят. Это ошибочное мнение. Я родился в артистической семье — танцевали все мои родные: дедушка и бабушка — в знаменитом ансамбле «Жок», мама и папа — в фольк­лорно-хореографическом ансамбле «Славутич». Правда, они были народниками, поэтому с классическим танцем я близко знаком не был. Но о сцене в детстве не мечтал, хотя много времени проводил за кулисами в театре и в балетном классе. Но в то время я больше увлекался футболом, чем танцем. Я не только активно занимался этим видом спорта, но и подавал надежды — тренеры меня хвалили.

Почти вся жизнь нашей семьи прошла на колесах — по количеству переездов танцовщики могут сравниться разве что с военными: новые города, новые школы, новые знакомые — и мне такая жизнь нравилась. До поступления в училище — в течение трех лет — я успел поменять шесть школ. Наверное, актерская семья влияет на характер человека: я рос раскрепощенным, раскованным и общительным, что помогало мне легко находить общий язык со сверстниками. У нас дома всегда было много людей — актеры, режиссеры, спортсмены. Устраивали посиделки на кухне и спорили об искусстве и жизни — в то время, как мне кажется, люди общались больше, чем теперь.

актерская семья влияет на характер человека: я рос раскрепощенным, раскованным и общительным

Родители всегда старались вкусно угостить гостей. Разговоры о том, что танцовщики и люди балета ничего не едят, — не более чем миф. Конечно, те, кто склонен к полноте (неважно, о ком идет речь — о мужчинах или женщинах), вынуждены всю жизнь себя ограничивать, но ко мне это никакого отношения не имеет. Я очень много работаю на сцене и в зале, и лишние калории уходят не задерживаясь. Поэтому никогда не нуждался ни в каких диетах, наоборот, стараюсь плотно поесть, правда, пищу предпочитаю энергетическую.

— Время важного решения для вас пришло…

— …когда мне исполнилось десять лет — именно в этом возрасте принимают детей в Киевское хореографическое училище. Родители ничего не собирались делать против моей воли. Они понимали, что нельзя просто взять и заставить человека заниматься тем, что ему неинтересно и неблизко, только потому что его родные посвятили этому свою жизнь. Да и по наследству стремление к профессии передать нельзя, мне от моих родных досталась, наверное, только более выраженная, чем у моих сверстников, музыкальность. А наш замечательный танцовщик Вадим Писарев вообще из шахтерской семьи — о какой наследственности тут может идти речь?

Разговоры о том, что танцовщики и люди балета ничего не едят, — не более чем миф

Меня часто спрашивают, хочу ли я балетной судьбы для своей дочери Лизы. Уже сейчас вижу, что у нее есть для этого все данные: хорошие пропорции (с короткими ногами в хорео­графическое училище просто не берут, но у дочери они будут красивые и длинные), музыкальность (несмотря на то что в конце января ей исполнилось всего два года, она замечательно поет и танцует) и артистичность. Но навязывать ей свое мнение не стану. Единственное, что я сделаю, так это максимально честно и откровенно расскажу, что ждет ее на этом пути — она должна понимать, на что идет. Танец — это не только красота, но и тяжелый труд, который иногда бывает невыносим, особенно для женщины. Я вижу это по своей жене — иногда она так устает, что у нее не хватает сил встать.

Еще дочери придется пройти через огонь, воду и медные трубы. С самого раннего возраста, когда твои сверстники еще играют в куклы и машинки, ты, выбрав балет, должен работать целыми днями, потому что у тебя — высокая цель, ради достижения которой ты отдаешь все, что имеешь. Но потом, окончив училище, приходишь в театр, и выясняется, что все было напрасно — таланта у тебя нет, и ты всю жизнь будешь танцевать седьмого лебедя в третьем ряду или стоять за кулисами с копьем. Всем ли под силу вынести такой удар?

Танец — это не только красота, но и тяжелый труд, который иногда бывает невыносим, особенно для женщины

А как часто признание актера зависит от счастливого случая, которого, к сожалению, может и не быть. Яркий тому пример — история моей однокурсницы, ныне примы Большого театра Светланы Захаровой. Звездный час Светы пробил, когда во время гастролей Мариинского театра ее увидел Михаил Барышников. Он был восхищен ее талантом настолько, что тут же позвонил директору балетной труппы в Grand Opera: «Хочу, чтобы ты посмотрел на одну девочку, она — настоящая находка!» С его легкой руки Захарова стала приглашенной звездой Grand Opera. Для артиста большая честь выступать на сцене этого театра, но долгие годы он был закрыт для иностранцев. Именно этот случай открыл двери Grand Opera не только для Светланы, но и для других артистов, в том числе и для меня. Страшно даже представить, от каких мелочей иногда зависит судьба человека — без удачи в актерской жизни никак не обойтись.

На мой взгляд, нельзя ограждать детей от трудностей, в том числе и от тех, которые пережил сам, — таким образом мы ока- зываем им медвежью услугу. Как бы нам ни хотелось, но мы не можем придумать какой-то новый путь развития человека, и каждый из нас проходит тот же путь, который прошли его родители, да и все остальные люди. В жизни будет все, поэтому неправильно позволять человеку смотреть на мир сквозь розовые очки, однажды они все равно с него спадут, и чем позже это случится, тем больнее ему будет. Поэтому я подведу дочь к важному для нее решению, но делать — или не делать — шаг в сторону танца все-таки будет она.

Точно так же в свое время и папа, несмотря на мой нежный, в общем-то, возраст, решил поговорить со мной. Он спросил, хочу ли я танцевать, и я ответил: «Почему бы и нет?» Так я попал в балет, но вот полюбил его далеко не сразу. Первые несколько лет особой заинтересованности в учебе у меня не наблюдалось, напротив, мне казалось, что балет — очень скучное и грустное дело. Я прогуливал занятия, что в один далеко не прекрасный день могло бы закончиться исключением из училища. К счастью, до этого не дошло — у меня произошел качественный переворот в сознании, я начал заниматься всерьез и буквально за полгода добился серьезных успехов. Педагоги стали хвалить меня, и я начал работать все лучше и лучше, так уж я устроен: если на меня давят, сопротивляюсь, а если говорят добрые слова, могу горы свернуть.

Училищу я обязан прежде всего тем, что там меня приучили к ответственности и дисциплине. Наш день начинался в девять утра: сначала хореографический класс как своеобразная зарядка, потом занятия. Нужно было соблюдать распорядок дня, в одно и то же время вставать и ложиться. В общем, можно сказать, что нормального детства мы — я и ребята, которые со мной учились, — не знали. Нет, оно было по-своему прекрасно, но совершенно не похоже на детство других детей. Я настолько сильно уставал, что часто казалось: все, больше не могу! Хотелось все бросить, уйти, уехать. Да у меня и сейчас такие мысли возникают, но я не позволяю им зайти слишком далеко. Понимаю, что утро вечера мудренее, завтра проснусь и все начну заново. В крайнем случае отдохну пару дней, и все будет хорошо. Обязательно. В любом случае всегда нужно следовать своему призванию, идти по пути, который выбрал однажды и навсегда.

У меня были замечательные педагоги. В училище меня выпускал Валерий Владимирович Парсегов, а педагогом по дуэту был Валерий Петрович Ковтун — это балетные гранды, об ­обучении у которых можно только мечтать. Они привили мне любовь к танцу, хотя учили меня не только балетным, но и жизненным истинам, всегда были готовы помочь и дать совет. Хорошие люди встречались мне и позже — во всех театрах, в которых я работал.

Подростковый возраст я прошел, как все нормальные люди, не устояв против таких искушений, как сигареты и алкоголь. Но понимал, что увлекаться этим нельзя, да и родители, надо отдать им должное, доходчиво мне все объяснили: попробовал? Хорошо! Теперь забудь и иди дальше. В ежовых рукавицах меня никто никогда не держал.

Мне повезло, что я попал в тот небольшой процент актеров, которые выбиваются в звезды. Не хочу сказать, что плохо танцевать в кордебалете, но у его солистов все-таки менее активная и интересная жизнь. Думаю, такое положение дел справедливо для любой профессии: если попал на свое место — преуспел, а не попал — остался не у дел.

на сцене я как будто бы улетаю в другое измерение, где нет никого и ничего, только музыка и танец

— Вы помните свою первую — настоящую — профессиональную победу?

— Ею стал Международный конкурс артистов балета в Люксембурге в 1997 году. На пути к нему пришлось преодолеть много препятствий. По времени он совпадал с государственными экзаменами в хореографическом училище, который его директор, знаменитая балерина Татьяна Таякина, распорядилась из-за меня перенести на другое время — беспрецедентный случай! А сколько «доброжелательных» советов мне тогда пришлось выслушать: «Не надо тебе туда ехать — проиграешь! Там такие артисты будут со всей Европы — не тебе чета». Но я все-таки решил, что должен ехать, и в результате получил Гран-при — значит, не зря верил в себя. К счастью, в моих силах не сомневались и те, кто был рядом. Когда я увидел, как классно танцуют другие конкурсанты, у меня — в буквальном смысле слова — задрожали поджилки, и мой преподаватель, Алла Вячеславовна Лагода, сказала: «Ты — лучший, поэтому ни о чем не думай — просто выходи на сцену и танцуй, как умеешь!» Видимо, ее уверенность передалась мне, потому что я смог взять себя в руки и хорошо выступить. На сцене очень важно умение сконцентрироваться и не нервничать, часто люди, которые танцуют лучше, уступают другим только потому, что не смогли совладать со своими эмоциями.

Потом были другие конкурсы, значимые победы, важные контракты, большие сцены знаменитых театров. Были партии, которые я мечтал станцевать — и станцевал! — например, Спартака в Большом театре, Ромео в хореографической редакции Кеннета Макмиллана. Слава богу, все это осуществилось, хотя я не очень люблю вспоминать то, что было, предпочитаю жить настоящим и будущим.

Кто-то может сказать, что во многих профессиональных моментах мне просто повезло, но само собой ничего не происходит: для того чтобы тебе улыбнулась удача, нужно очень много и упорно работать. Если ты не будешь отдаваться балету без остатка, преданно и даже фанатично, то ничего не добьешься. Возможно, это прозвучит неожиданно, но на сцене я как будто бы улетаю в другое измерение, где нет никого и ничего, только музыка и танец. По сути дела, профессия — моя вторая жена, и оправдывает меня в этом смысле только то, что Настя относится к балету точно так же, как и я.

Люди, которые достигли вершин в профессии, признаются, что им не удалось избежать нездоровой конкуренции и предательства.

Сталкивался с ним и я, хотя, думаю, предательство не обязательно искать в театре, который принято называть «террариумом единомышленников», такие проявления нездоровой конкуренции и банальной зависти случаются в любом рабочем коллективе. Один мой хороший знакомый, тоже артист, как-то сказал мне: «Денис, в течение жизни люди, которые нас окружают, просеиваются, будто через сито. И чем старше мы становимся, тем крупнее у него ячейки — иногда кажется, что в них высыпается все без остатка, но, если хорошо присмотреться, становится понятно, что некоторые крупинки все же задерживаются. Правда, их очень мало…» С возрастом важно знать, с кем ты общаешься — можешь ты доверять этому человеку или нет. И только твоя вина, если ты в свои неполные сорок лет не обрел хотя бы крупицу мудрости, чтобы это понимать. Предательство нельзя недооценивать, но и чрезмерно драматизировать тоже не стоит — это, увы, нормальный человеческий фактор.

Приходилось слышать о жестоких балетных нравах, когда балеринам сыпали толченое стекло в пуанты или портили сценические костюмы; мне, к счастью, ни с чем подобным сталкиваться не приходилось. Но моральное предательство иногда может быть гораздо страшнее и больнее. Самая тяжелая — и показательная! — в этом смысле история — мое увольнение из Национальной оперы, где я руководил балетной труппой. На своем месте я делал то, что считал нужным. Результатом моей работы стали балеты Radio and Juliet в хореографии Эдварда Клюга, Quatro, «Шопениана», «Видение розы», «Баядерка» (в редакции знаменитой балерины Натальи Макаровой); я привозил Нину Ананиашвили, Complexions и «Королей танца» и устраивал бенефис Елены Филипьевой. И это — всего за год! Тот, кто не понаслышке знаком с балетом, понимает, что это — серьезный результат.

Radio and Juliet стал первым в истории Нацоперы репертуарным спектаклем в стиле contemporary. И тут у нас с сестрой, продюсером Аленой Матвиенко, было много опасений: под силу ли нашим танцорам освоить ультрасовременную технику танца и смогут ли наши зрители принять такую хореографию — а вдруг не оценят и не поймут? Мы даже поставили на один вечер два одноактных балета, первый из которых — «Класс-концерт» — сделали классическим, в хореографии Асафа Мессерера. Что же до Radio and Juliet, то зрительской реакцией могло стать полное недоумение: «Что это было?!» Но к счастью, все наши страхи оказались напрасными. Актеры освоили новую для них технику танца буквально за несколько недель и блестяще справились со своей задачей, а когда в финале спектакля зрители в едином порыве встали и начали аплодировать, мы поняли, что победили. Глупо думать, что люди невосприимчивы к новым тенденциям в искусстве, просто им их никто не предлагает. Конечно, не все разбираются в хореографических стилях, зато очень хорошо понимают, нравится им та или иная постановка или нет.

Одновременно я старался повысить профессиональный уровень балетной труппы Нацоперы — это ведь не дело, когда на первой сцене страны работают люди, попавшие туда по блату, либо те, кто давно уже должен был уйти из-за пьянства или в силу возраста. Возможно, это прозвучит жестоко, но балет — искусство молодых, поэтому из него, как и из спорта, нужно уходить вовремя. Наверное, такие мои решения кому-то казались чересчур резкими, но я считал, да и сейчас считаю, что это правильно. Возможно, в чем-то я и ошибался, но каждый человек имеет право на ошибку.

К сожалению, никому из руководства театра — да и страны — мое искусство и творчество оказалось ненужным, и меня, мягко говоря, попросили на выход. Причем сделали это, когда я вместе с «Королями танца» был на гастролях в Лондоне, — просто на сайте театра внесли изменения в соответствующий раздел, «разжаловав» меня из руководителей труппы в солисты балета, а на официальный запрос журналистов ответили, что никаким худруком я и не был никогда. Тогда многие из тех, кто был рядом со мной и кого я считал единомышленниками, в лучшем случае остались к этой ситуации равнодушными, а некоторые просто бросились бежать прочь, как крысы с тонущего корабля. Конечно, было обидно и больно, но сегодня я об этом не вспоминаю — прошло и ладно.

Несмотря ни на что, я ни минуты не жалел о времени своей работы в Национальной опере, поскольку приобрел большой жизненный, творческий и деловой опыт, поэтому благодарен судьбе за то, что все это со мной было. К тому же не все так плохо, были люди, которые, несмотря на то что оказались в трудном положении после моего ухода, не предали и не переметнулись на другую сторону. Мы не только общаемся, но и работаем вместе, а в случае необходимости и помогаем друг другу.

— Что вы почувствовали, уволившись из Национальной оперы?

— Наверное, свободу. Вообще-то, я никогда не придерживался каких-либо рамок, а после ухода из театра это ощущение усилилось. Как правило, артисты делают себе карьеру в больших театрах и во многом благодаря им, но ко мне это никакого отношения не имеет — мое имя в мире балета известно само по себе, без привязки к какой-либо труппе. Можно сказать, я горжусь тем, что импресарио приглашают меня не как солиста театра, пусть даже и знаменитого, а как Дениса Матвиенко.

Даже в самые сложные времена я не опустил руки и продолжал работать. Сейчас делаем грандиозные проекты мирового уровня — так, аналогов балета The Great Gatsby в Украине точно не было, это большой и серьезный труд. Такими проектами должны заниматься театры, являющиеся национальным достоянием, как, например, Киевский оперный. Им сам бог это велел — и материально-техническая база позволяет, и актерский состав, — но там ставят средние по качеству спектакли, называя их почему-то мировыми премьерами. Но самое обидное, что из театра уходят талантливые люди, причем не в украинские театры, и на это невозможно смотреть равнодушно. Не хочу хвалиться, но за время моего руководства балетной труппой ее не покинул ни один человек, за исключением тех, кого я уволил сам.

The Great Gatsby Фрэнсиса Скотта Фицджеральда мы — а решение было не лично моим, а коллективным — выбрали для проекта, потому что это очень яркая и интересная история. Она не привязана, как многие думают, к 20-м годам прошлого века (Фицджеральд написал роман в 1925 году), а создана на века, потому что затрагивает наши чувства и эмоции, а они всегда одинаковые. Любовь, предательство и одиночество волновали и будут волновать людей во все времена.

Очень хотелось, чтобы музыку к балету написал такой замечательный композитор и непревзойденный современный мелодист, как Константин Меладзе, который может рассказать полноценную жизненную историю даже за те несколько минут, что звучит песня, а тут все-таки более пространный музыкальный материал. Не могу сказать, что Константин сразу же согласился, все-таки до этого времени он не работал в таком жанре. Но мы были терпеливы, не давили на него, а решили просто познакомить со своим произведением — и постепенно нам удалось влюбить Костю в нашу идею.

— Ваши отношения с женой — классический служебный роман?

— Я всегда знал, что моя жена будет балериной. Ну а как иначе, если с самого начала — со времен учебы в хореографическом училище — мы общались только в своем, балетном, кругу, а потом, став взрослыми, так и продолжали это делать. Большую часть времени, как когда-то в училище, мы проводим в театре, поэтому и дружим со своими, и женимся в основном на своих. К тому же наша работа очень тяжела физически, после «смены» сначала у станка, а потом на сцене уже просто нет сил никуда идти — ни в клуб, ни в кафе, ни в ресторан. В это трудно поверить, но в клуб в первый раз в жизни попал, когда мне было уже за двадцать лет — прежде все как-то недосуг было.

С Настей мы учились в одном хореографическом училище, но немного разминулись во времени: когда я из него выпускался, она поступила на первый курс. Позже, приехав к Насте домой, чтобы познакомиться с ее родителями, я увидел видеозапись, сделанную на торжественной линейке 1 сентября — во время первого звонка. На красивую большеглазую девочку я тогда и внимания не обратил — ей ведь было всего четырнадцать лет. А вот она меня, как потом выяснилось, заметила, но как человека, с которым у нее могут быть серьезные отношения, и — уж тем более — как мужа никогда не рассматривала. Насте всегда казалось, что ее муж обязательно будет высокий и темноволосый, как ее отец. И главное, он не должен был быть танцовщиком. С отцом Насти я познакомился незадолго до свадьбы, когда он приехал к нам в Киев. Этот молчаливый человек сначала показался мне грозным, но, когда он сказал мне: «Ты только Настю не обижай», я понял, что это не так. В результате мы прониклись симпатией друг к другу, сегодня меня с родителями жены связывают очень хорошие отношения.

Решив сделать Насте предложение, я купил кольцо с бриллиантом и во время прогулки по Киеву тайком подложил его в карман ее куртки

В 2002 году я приехал в Киев, когда тут проходил Международный конкурс артистов балета и хореографов имени Сержа Лифаря, в котором Настя принимала участие. И вот, стоя за кулисами, я увидел танцующую на сцене девочку, которая поразила меня с первого взгляда, — яркая, талантливая; сразу было видно, что у нее большое творческое будущее, особенно если правильно развивать ее дар. В подтверждение моего мнения моя будущая жена получила на том конкурсе серебряную медаль.

Девушка мне очень понравилась, поэтому через какое-то время я начал активно добиваться ее внимания, но она не отвечала взаимностью: зову в кино, причем обещаю, что будем сидеть в разных рядах, — не идет, пытаюсь шутить — смеется, но ничего не отвечает. Помню, у Насти был очень заметный купальник, в котором она занималась в классе, — весь в сердечках. «Какое из этой коллекции мое?» — спросил я у нее как-то, но она улыбнулась и ушла. Как Настя впоследствии призналась, ей внушала опасение моя репутация — все в театре знали, что я отдаю должное женской красоте и не скрываю этого, а моя будущая жена была девочкой скромной. Я же, если говорить честно, в то время еще не был уверен в серьезности своих намерений, просто думал: «Хорошенькая девочка, почему бы с ней не познакомиться?» Но вскоре понял, что Настя очень много для меня значит. Это случилось в Египте, куда мы с сестрой Аленой поехали на несколько дней — отдохнуть и подлечиться, я тогда простудился и сильно заболел. Думал, там мне станет легче, но все произошло с точностью до наоборот: в первую же ночь подскочила температура, я потерял сознание, а когда пришел в себя, понял, что не могу думать ни о ком, кроме Насти. Очень захотелось с ней пообщаться, но как это сделать, если у меня не было номера ее телефона? Я написал СМС ее подруге, и только потом — самой Насте. Поскольку номер был ей незнаком, она спросила: «Кто ты?» И я ответил: «Принц из жарких стран».

Но несмотря на начавшуюся переписку, ближе мы все равно не стали — Настя по-прежнему отвечала отказом на все мои приглашения. Вскоре я предложил Насте работать вместе со мной. Руководство токийского New National Theatrе, где я был приглашенным солистом, просило меня подыскать им исполнительницу главной роли в балете «Сильфида» — молоденькую и пока неизвестную, но непременно талантливую. Кандидатура Насти подходила идеально, я устроил ей контракт, и мы вместе улетели в Японию.

Вскоре у нас начался роман. Ни для кого не секрет, что до Насти у меня были женщины, с одной девушкой мы жили вместе, но жениться на ней я не спешил. Здесь же сразу понял, что хочу быть рядом с ней всегда. Решив сделать Насте предложение, я купил кольцо с бриллиантом и во время прогулки по Киеву тайком подложил его в карман ее куртки.

— Вы рисковали — а вдруг бы она его нечаянно выронила?

— Ничего страшного — купил бы еще одно. Почему не отдал ей кольцо в руки? Честно говоря, боялся ее спугнуть. Моя будущая жена была чистым, наивным, витающим в облаках ребенком, и я не хотел, чтобы она подумала, будто бы я пытаюсь ее подкупить при помощи бриллиантов. Настя нашла его уже дома, причем через пару часов, а я все это время ждал ее реакции и безумно волновался. Настя позвонила мне и спросила: «Что это такое?» Я сказал, что предлагаю ей стать моей женой, а на следующий день повторил ей свои слова при встрече, но Настя не торопилась с ответом. Она дала согласие только через два месяца, когда мы поехали отдыхать в Египет: я снова поднял этот вопрос — и наконец-то услышал долгожданное: «Да». После этого я сразу же улетел в Петербург, где должен был танцевать с Анастасией Волочковой, а оттуда поехал в Севастополь к родителям Насти — свататься.

У нас была очень хорошая, хоть и довольно скромная свадьба, на которую мы пригласили только родных и близких друзей. Я приехал из Японии за четыре дня до церемонии, и мы как-то очень быстро и легко все организовали. Царила такая замечательная атмосфера, что тамада и специалист, делавший видеосъемку, были в хорошем смысле слова в шоке от актеров, которые могут так веселиться, позабыв обо всем. Мне нужно было возвращаться в Японию, поэтому медовый месяц у нас оказался коротким — всего пять дней, так получилось, что мы уехали, а наши друзья гуляли еще несколько дней.

Уже одиннадцать лет мы живем вместе. Во всех сложных жизненных ситуациях поддерживаем друг друга — когда словом, когда просто добрым отношением, поскольку, как говорит Настя, мы можем чувствовать один другого и без слов. Еще мы ничего друг от друга не скрываем: лучше сразу сказать близкому человеку, что ты на него за что-то обиделся, чем таить негатив в душе. Это не значит, что мы не ссоримся, это случается, и довольно часто — как правило, на репетициях. Раньше жена даже плакала в таких случаях. Но у Насти есть удивительное качество: она никогда мне не надоедает, чего нельзя сказать об остальных людях, которые — кто раньше, а кто позже — начинают меня раздражать.

Самая главная победа в моей жизни — это не Гран-при на конкурсах и любимые партии, а дочь Лиза. Она — моя принцесса, очень общительный и светлый ребенок, в котором я души не чаю. Обожает балет. Недавно я танцевал в Мариинском театре «Щелкунчик», в антракте Настя с Лизой пошли в ложу. Вообще-то таких маленьких детей в театр не пускают, но для них сделали исключение. Во время финального па-де-де я вдруг услышал перекрывающий музыку крик: «Папа!» Настя ее тут же забрала, а мне стало так смешно, что я так и дотанцевал, смеясь.

Когда стало известно, что Настя беременна, вопрос о том, рожать или нет, перед нами не стоял — конечно, рожать! Мы так долго «работали» над этим, что очень обрадовались, узнав, что у нас все получилось. К счастью, сегодня балерины не должны жертвовать личной жизнью ради карьеры: одновременно с Настей в Мариинском театре родили еще пять или шесть танцовщиц. Она очень быстро восстанавливалась и уже через четыре месяца после родов вышла на сцену. Надеюсь, будет продолжение детского «сериала» и Лиза станет не единственным нашим ребенком. Материнство изменило Настю в профессиональном смысле — теперь ее движения стали более женственными, одухотворенными и чувственными.

Я горжусь своей женой и в какой-то степени считаю ее своей Галатеей: возможно, не я создал ее как балерину, но в нужный момент подтолкнул в правильном направлении. Я вышел на профессиональный уровень на пять лет раньше Насти, для балета это много, поэтому какое-то время ей пришлось догонять меня и настал момент, когда мы с ней сравнялись. Сегодня моя жена — истинная женщина и блестящая балерина, у которой уже есть свои зрители. У меня было очень много замечательных партнерш, но с Настей мне танцуется лучше всего — я знаю каждый сантиметр ее тела, а она говорит, что чувствует меня каждой его клеточкой. А еще жена — мой тыл и якорь. Я по знаку зодиака — Рыбы, людям такого склада свойственно всегда плыть все дальше и дальше в поисках новизны. А Настя родилась под знаком Девы, она серьезна, основательна, сама прочно стоит на земле и меня приземляет, когда в этом возникает необходимость.

— Вы задумываетесь о том, что ждет вас в будущем?

— Всем людям свойственно думать об этом, и я — не исключение. Передо мной этот вопрос всерьез встал прошлым летом, когда врачи обнаружили трещину в опорной ноге. Как оказалось, я танцевал с ней на обезболивающих целый год, трещина все увеличивалась и увеличивалась, даже трудно себе представить, чем все это в один далеко не прекрасный день могло бы закончиться. Операцию, которую делали в Германии, мы скрывали от всех, о ней знали только самые близкие люди. Не хотелось, чтобы все обсуждали мое испытание — пожалуй, самое тяжелое за все время моей карьеры.

Вернуться на сцену после операции удалось не сразу, причем мне было гораздо тяжелее морально, чем физически. Психологи правы, когда говорят, что все наши проблемы — в голове: мозги, знавшие о травме, посылали соответствующие сигналы телу, мышцы отказывались работать, и было трудно и страшно снова начинать танцевать и нагружать ногу. В течение двух месяцев мне пришлось бороться с собой, терпеливо и кропотливо разрабатывая ногу, — я занимался на тренажерах, посещал пилатес. В результате полностью восстановился и начал танцевать, хотя изначально врачи сильно сомневались в том, что это будет возможно.

Я горжусь своей женой и в какой-то степени считаю ее своей Галатеей

Сегодня точно знаю одно: мое будущее будет связано с балетом, поскольку балет — единственное, что я по-настоящему люблю и умею делать. Это не значит, что я буду только танцевать или заниматься подготовкой спектаклей. Всегда считал: если ты больше не можешь танцевать любимые партии так, как раньше, лучше этого не делать — в балете, как и в спорте, очень важно вовремя уйти. В этом смысле показательна история с Михаилом Барышниковым, который, поставив два балета — «Жизель» и «Дон Кихот», — на все последующие предложения такого рода неизменно отвечал отказом. Когда его спросили почему, ответил: «Потому что есть люди, которые сделают это лучше меня». Возможно, я займусь организацией балетных событий, благо опыт у меня есть, а может быть, начну преподавать — мне есть что сказать и есть чему научить тех, кто решил посвятить свою жизнь танцу.

Подготовлено по материалам журнала “Караван историй. Украина”

Присоединяйтесь к нам в Facebook, Twitter, Instagram или Вконтакте и всегда будьте в курсе самых интересных новостей шоубиза и материалов журнала «Караван историй»