Джамала: «Я не хочу растворяться в муже, быть кому-то «второй половинкой»

Сегодня, 27 августа, Джамале исполнилось 34 года.

В эксклюзивном интервью «Каравану историй» Джамала рассказала о консервативном воспитании, о своем отношении к браку, сексу и детям, о любимом человеке, о соуле в Украине и о пути к себе

---

Я не консервативна, достаточно современна, ищу собственную дорогу, однако я за то, чтобы чтить традиции и уважать старших. При встрече с дедушкой всегда целую ему руку. В доме обязательно снимаю обувь, а садясь за стол, всегда благодарю Бога за пищу и воду. В обществе мужчин­-мусульман, особенно тех, кто постарше, прикрываю плечи, подмышки, спину.

Я родилась в Киргизии, но когда мне исполнилось девять месяцев, семья переехала в Мелитополь. Шел 1983 год, и нельзя было вслух, при чужих, говорить ни о депортации крымских татар, ни о нашем намерении вернуться на родину. Поэтому сначала – Мелитополь, поближе к Крыму. Там мы прожили четыре года: мы с сестрой Эвелиной, папа, бабушка и дедушка. А маму отправили в Крым в качестве лазутчика. Она должна была купить дом в папином родном селе Малореченское и оформить все документы на себя, на свою фамилию Тумасова. Родителям пришлось развестись, чтобы из маминого паспорта исчезло упоминание фамилии Джамаладинова. Папа приезжал к ней в Малореченское раз в две недели. Они встречались тайно, в парке, по пятницам и субботам. Да, из этой истории получился бы отличный сценарий.

Присоединяйтесь к нам в Facebook – и всегда будьте в курсе самых интересных новостей шоубиза и материалов журнала «Караван историй»

По моей семье карательные органы СССР прошлись основательно, как асфальтовый каток. Пока прадедушка воевал, его жену с пятью детьми депортировали. Их везли в закрытом вагоне три недели. Крымские татары уже были наслышаны о геноциде евреев, поэтому готовились к смерти и даже не стали брать с собой еду и воду для долгой дороги. На руках у прабабушки умерла девятимесячная дочка. Ее не позволили похоронить, просто выкинули из вагона. К счастью, оставшиеся четверо мальчишек оказались такими крепкими, что не только пережили депортацию, но и прожили очень долгую жизнь. Моему дедушке, самому младшему из братьев, сейчас 87 лет.

С маминой стороны тоже все непросто. Она армянка, ее настоящая фамилия – Тумасян. Когда прадедушку, зажиточного крестьянина, раскулачили и сослали в Киргизию, в Ош, добрые люди посоветовали изменить фамилию. Вот так моим предкам приходилось терпеть гонения на национальной почве, скрывать происхождение, фамилии, детей. При этом мама и папа, конечно, были комсомольцами, но такими, продвинутыми: уже тогда слушали «Битлз», а папа записывал Джеймса Брауна на кассеты и продавал их, это был неплохой бизнес. Время от времени его ловили и объявляли выговор.

Мои родители – музыканты, они познакомились в музыкальном училище. И уже тогда папа был одержим идеей возвращения, твердил маме: «Мы будем жить в Крыму». Во всех крымско-татарских семьях тогда только об этом и говорили. Мне папа объяснял, что родина – не то место, где тебе выдали свидетельство о рождении; родина – это там, где похоронены твои предки. Он хотел не просто в Крым, не в Симферополь или Алушту, а в Малореченское, где мой прадед когда-то выкопал родник.

Мало того, что крымским татарам запрещали возвращаться в Крым; нужно было решить еще и финансовый вопрос. Купить дом в Крыму – это по тем временам было все равно, что купить «Волгу», нечто недостижимое, доступное только избранным.

МОИ РОДИТЕЛИ – МУЗЫКАНТЫ, ОНИ ПОЗНАКОМИЛИСЬ В МУЗУЧИЛИЩЕ. И ПАПА СКАЗАЛ: «МЫ БУДЕМ ЖИТЬ В КРЫМУ»

Так как у папы не было прописки в Мелитополе, он не мог найти работу по специальности. Хоровой дирижер вынужден был работать в теплицах разнорабочим. Но у папы золотые руки, он способен разобраться в любом новом деле. И разобрался так круто, что, выращивая тюльпаны, сумел заработать на покупку дома, гигантскую по тем временам сумму. Он нашел женщину, у которой были какие-то уникальные голландские луковицы. А еще он выращивал такие огурцы и помидоры, что знакомые приходили посмотреть на них целыми делегациями. И его временная работа превратилась в любимую профессию. Это нам очень пригодилось потом в Крыму.

Мы купили старый дом-развалюху и участок – шесть соток. Помню свой первый день в Крыму. Бывшая хозяйка, увидев нас с папой, стала орать и скандалить: она поняла, что фактически продала дом крымским татарам! Но сделать уже, конечно, ничего не могла.

Посередине участка росла огромная старая груша, уже не дававшая плодов. В первый день папа спилил ее и на этом месте заложил фундамент нового дома. Земля была ужасная, глина пополам с камнями. Требовалось вложить много труда и сил в эту землю, чтобы она отплатила хорошим урожаем. Мы с Эвелиной выбирали из почвы камни. Папа следил, чтобы мы наполняли ведра не больше чем на четверть, чтобы не таскали тяжелое. Камни складывали в углу двора, из них потом сложили фундамент нашего дома. У папы ни один камушек не пропадал зря.

По соседству жила одинокая пожилая женщина по имени Вера Васильевна. Ее единственный сын жил в России и приезжал очень редко, поэтому она привязалась к нам, как к родным, всячески помогала, позволяла пользоваться своей баней. Это было целое семейное мероприятие – банный день. Вера Васильевна при нас вспоминала, как ее семью переселили в Крым с Урала. Она тогда была школьницей, и учителя в школе инструктировали детей: не вздумайте говорить никому, что в Крым вы приехали на все готовое. Запомните: здесь царило запустение, в домах было полно вшей и клопов. Дети должны были усвоить, что это и есть причина, по которой депортировали кырымлы.

В своей школе мы с сестрой поначалу были единственными крымско-татарскими детьми. Знаете, дети жестоки, рубят правду в глаза – точнее, повторяют вслух то, что за закрытыми дверями говорят их родители. Одноклассники дразнили меня: «Зачем ты сюда приехала, езжай в свой Татарстан!». Приходилось объяснять, что я не имею отношения к казанским татарам, у них своя родина, у меня своя. Но с годами все больше кырымлы возвращались в родные места, отношения постепенно налаживались. И только в последние годы люди наконец научились хорошо жить вместе, уважать друг друга и чужую культуру, приглашать друг друга на праздники.

Когда вы впервые поняли, что хотите быть певицей?

Я всегда это знала, с самого раннего детства, лет с трех. Мама преподавала в музыкальной школе и настояла на том, чтобы я тоже поступила в музыкальную школу по классу фортепиано. Я ненавидела уроки по специальности, но мама меня шантажировала: «Ты же хочешь стать певицей? Если так, ты должна уметь играть на пианино». Я упрямилась: «Не все певицы умеют играть!». Но теперь я признаю, что мамина настойчивость мне очень помогла. 99 % моего репертуара – это мои собственные песни. И я себя чувствую свободнее и увереннее как композитор благодаря маминым стараниям.

Кстати, хочу похвастаться мамой: она потрясающий педагог. Об успехах ее учеников писали газеты. У мамы была необычная ученица – девочка с ДЦП. Тогда, лет 20 назад, еще никто толком не знал о влиянии развития мелкой моторики на общее развитие таких детей. Мама девочки слезно умоляла взять Наташу в ученицы. Моя мама отказывалась, поясняла, что тут нужна специальная школа, специальная методика. Но в итоге согласилась. Через некоторое время у Наташи улучшилась речь, она стала лучше ходить, и когда ее повезли на прием в специализированный медицинский центр, врачи поразились: «Какой прогресс! Что вы с ней делали?». «Ничего не делали, просто Наташа играла на фортепиано».

ПАПА НИ РАЗУ В ЖИЗНИ НЕ ВЗЯЛ ОТПУСК, ЕМУ ДАЖЕ В ГОЛОВУ НЕ ПРИХОДИЛО ПОЕХАТЬ В ТУРЦИЮ ИЛИ ЕГИПЕТ ПОЛЕЖАТЬ НА ПЛЯЖЕ. И САМА Я УЗНАЛА, ЧТО ТАКОЕ БЫВАЕТ, ТОЛЬКО КОГДА ПЕРЕЕХАЛА В КИЕВ

Однако должна сказать, что занятия музыкой совершенно не освобождали меня от домашней работы. Папа и дедушка – ужасные трудоголики. Они вообще не знают, что такое отдых. Когда к нам приезжали отдыхающие, папа всегда спрашивал их – как это так, зачем им вообще нужен отпуск? У нас в Малореченском нечто вроде студенческого хостела: в доме три этажа, на каждом этаже по пять комнат, условия спартанские – солнечные батареи установили совсем недавно, а раньше на крыше были просто металлические бочки, где вода нагревалась под солнцем. Поэтому брали мы за комнаты недорого, и ехали к нам в основном студенты. К морю близко, да еще музыкальные вечера постоянно устраиваются… Когда папа изводил гостей вопросами, я смеялась: «Папа, ты что, хочешь отпугнуть клиентов?». Сам он ни разу в жизни не взял отпуск, ему даже в голову не приходило поехать в Турцию или Египет полежать на пляже. И сама я узнала, что такое бывает, только когда переехала в Киев.

У нас в доме было правило: человек всегда должен работать. В крайнем случае, читать. Если папа, зайдя в комнату, заставал меня бездельничающей, он так на меня смотрел… Я чувствовала, что разочаровала его.

Все мои подружки знали об этом правиле. Устраивая девичники в нашем доме, мы всегда внимательно прислушивались – не едет ли папа. У папы был старый «Москвич» без глушителя, с громко рычащим мотором. Когда машина сворачивала на нашу улицу, ее было слышно издалека. И мы сразу кидались заниматься чем-то полезным: чистить картошку к обеду, резать овощи.

Не знаю, хорошо это или плохо. Но я не боялась трудностей. Я довольно рано приучилась к самостоятельности: в 14 лет поступила в Симферопольское музыкальное училище и жила одна, снимая у хозяйки комнату. Вырваться домой удавалось не каждую неделю. И я знала, что если сама себе ничего не приготовлю, то никто меня не накормит, а денег на кафе нет. Могла сварить макароны, сосиски, какой-то суп. Хотя хозяйка, добрая женщина, все-таки меня подкармливала.

Вы ведь уже тогда выступали на большой сцене?

Не так чтобы очень большой. Действительно, в крымской музыкальной среде я была у всех на устах. Многие папины друзья и коллеги к тому времени перебрались из Средней Азии в Крым, все они знали меня. Папа играл на фольклорных свадьбах еще в Средней Азии, в Крыму, естественно, тоже. И везде мною хвастался. Это называлось «у Алима дочка поет».

На всех праздниках я пела, сначала – стоя на стуле, потом – со сцены. Мне давали деньги, конфеты, как это принято у кырымлы. Так что первая моя встреча с публикой прошла в очень благоприятной среде, среди своих. Я видела, что людям нравится, и мне это тоже нравилось. Очень затягивающее ощущение, но главное – не культивировать его. Нужно не любоваться собой, а спрашивать себя: что я сделала, чтобы выйти к ним? Люди любят меня, но я могу выступить еще лучше. Это стремление быть еще лучше вытолкнуло меня в Киев, в консерваторию, о которой сельские дети даже не мечтали.

Меня все отговаривали: «С ума сошла, куда ты рвешься, не закончив училища! Там конкурс 20 человек на место, за проходной балл нужно дать взятку пять тысяч долларов!». Таких денег я даже представить себе не могла, но при этом почему-то твердо была уверена, что поступлю. Влюбленный в меня мальчик тоже просил остаться, говорил: «Ты же тут звезда, всех уже покорила, а там ты никто!». Он даже сделал мне предложение руки и сердца, пытаясь удержать. Но какое там.

НА ЭКЗАМЕНЕ В КОНСЕРВАТОРИИ СПРОСИЛИ, КАК БУДЕТ НА КРЫМСКО-ТАТАРСКОМ
«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ». ЭТО БЫЛ ЗНАК, ЧТО МЕНЯ БЕРУТ

Конечно, мне было очень страшно. Но ведь я всем уже сказала, что поступлю. Значит, провалиться нельзя. Тем более, что сестра Эвелина уже училась в консерватории по классу домры, и значит, у меня в Киеве была поддержка.

Экзамены по специальности проходят в два тура. И только после второго тура я почувствовала, что экзаменаторы во мне заинтересованы. Когда тебе 17 лет, ты еще не певица. У тебя не может быть собственного стиля, манеры. Есть только голос, который тебе дала природа. Ты как будто выкладываешь его на стол перед комиссией и говоришь: «Хотите – берите!». И я поняла, что они берут, когда пришла на коллоквиум после основного экзамена. Меня настраивали, что на коллоквиуме могут «завалить»: спросить о Стравинском или Шостаковиче, творчество которых мы в училище изучали весьма поверхностно. Я ужасно нервничала. Но меня спросили, как будет на крымско-татарском «я тебя люблю». Я ответила и рассмеялась: это был знак, что меня берут, и остальные экзамены уже не страшны. Это была победа.

Вы приехали в столицу из расслабленного Крыма, где у вас было очень благоприятное дружеское окружение. Как вас встретил Киев?

Он оказался городом мечты. Мне нравилось все: люди, кафешки, парки. И соседки по общежитию. Мы с Эвелиной, естественно, жили вместе. У нас был девичий блок: три комнаты по два человека, общая кухня и ванная. Дружная компания, хотя мы иногда друг другу мешали: всем нужно было заниматься, кто-то играл, кто-то пел; приходилось искать компромисс. Но в целом все шло замечательно. Я чувствовала к себе повышенное внимание, меня постоянно расспрашивали о культуре, традициях, языке и кухне крымских татар – с интересом, даже с каким-то трепетом. Я казалась всем эдакой экзотической пташкой, хотя у нас были студенты из Китая и Ирана. Парни делали мне комплименты, отмечали мои карие глаза и блестящие волосы. Мне было очень приятно, но я не злоупотребляла своим влиянием на мальчиков.

В 17 лет я была страшно закомплексована, мне не нравились мой нос, уши, фигура – слишком спортивная, не женственная. Поэтому я старательно прятала свое тело: носила только одежду спортивного стиля, штаны с мотней и сотней карманов, кофты с капюшоном, кроссовки, ботинки на платформе. Правда, со временем это прошло, я стала носить платья, сейчас они составляют процентов восемьдесят моего гардероба. Думаю, Киев повлиял: захотелось быть привлекательной. Большой город воспитывает, здесь приходится побороться за место под солнцем, за то, чтобы тебя заметили. И произошло мое перевоплощение как-то сразу, молниеносно. После окончания консерватории я пела главную партию в мюзикле «Па» в постановке Елены Коляденко. По тем временам у меня была большая зарплата, и мне захотелось хорошо одеваться. Помню, пределом мечтаний было зайти с подружкой в Mango или Promod и купить яркое платьице или сарафан на лето, гривен за 600. Но мне казалось мало готовых платьев, я комбинировала их со старыми мамиными нарядами или покупала новые вещи в секонд-хенде.

После победы на «Новой волне» многие украинские дизайнеры заинтересовались сотрудничеством со мной. Это был экзамен для меня как стилиста: способна ли я отделить то, что мне предлагают, от того, что мне действительно к лицу. Именно поэтому, кстати, я не пользуюсь услугами профессиональных стилистов. У меня есть такой опыт, и я поняла, что рано или поздно стилист, не отдавая себе в этом отчета, начинает советовать мне вещи, которые носил бы сам. При этом он не замечает, что наряд мне не идет, подчеркивает недостатки. Ну и что, если это «тренд»? Тренд не каждому подходит.

Для меня на первом месте всегда – музыка. Она диктует, как я должна выглядеть. Например, мне удобно на сцене в брючных костюмах, они не сковывают движения. Вообще важно, чтобы одежда не мешала, физически и эмоционально. Иногда думаешь: «Боже, когда же уже закончится концерт и можно будет снять это платье?».

Я стараюсь сама создать собственный образ из отдельных, казалось бы, несовместимых деталей. Иногда получается удачно, иногда нет, но это все опыт и поиск своего гармоничного образа. Я получила несколько наград, как «самая стильная знаменитость», и конечно, стесняюсь этих премий и званий. Ведь я не прилагала усилий, не изучала тренды и тенденции, не перелистывала тонны модных журналов. Это получилось легко, словно бы само собой. На Ukrainian Fashion Week мне неожиданно предложили сделать показ моих концертных костюмов. Было приятно. Некоторые платья я потом выставила на аукцион, и одно из них – желтое с синими птицами, в котором я исполняла гимн перед боем Кличко с Поветкиным – продалось за 11 тысяч гривен. Деньги я передала на благотворительность.

Вы сказали, что «не злоупотребляли мужским вниманием». Вы ведь мусульманка? Вас воспитывали в традиционном духе?

Да, меня воспитывали достаточно строго, я с детства усвоила, что первый мужчина – это муж. Поэтому за время учебы в консерватории у меня не было близких отношений. Максимум поцелуи. Каждый раз, оставаясь наедине с парнем, я спрашивала себя: а нужно ли мне это? Настолько ли у нас серьезно? Стоит ли размениваться? И каждый раз решала, что нет.

На недоуменные вопросы разочарованных кавалеров: «Почему нет?» я отвечала одной фразой: «Мой первый мужчина – это мой муж». Наверное, кто-то из них счел меня сумасшедшей. Но я довольна своим воспитанием, жизненными ориентирами и ценностями.

Смотрите также: Джамала стремительно худеет из-за переживаний о Евровидении

Можно как угодно относиться к девушкам, которые беременеют в очень раннем возрасте. Возможно, они будут счастливы, хотя я знаю много других примеров. Одно несомненно: ни эти девочки, ни их юные любовники совершенно не готовы к тому, что в их жизни появился новый человек, который полностью ее изменит. Ведь ребенок действительно диктует, как тебе жить, я сейчас это наблюдаю на примере свой сестры. Эвелина недавно родила вторую девочку. Это прекрасное событие, вся семья счастлива, мама поехала помочь Эвелине на первых порах. Но что я хочу сказать – вокруг малышек, Альмины и Эдие, крутится весь мир, все зависят от их настроения и распорядка. Это сложно совмещать, Эвелина закончила аспирантуру по классу домры, защитила диссертацию. Она исполнитель-виртуоз, ее приглашали работать в Национальную филармонию. Но она вышла замуж, уехала на родину мужа, в Стамбул. Там домра никому не нужна.

Сестра у меня очень активная девушка, не растерялась, открыла собственную музыкальную школу, учит детей играть на фортепиано – это ее второй профилирующий предмет, и ее ученики становятся лауреатами! Но дочери фактически занимают основное место в жизни Эвелины. Вот мама в свое время отказалась от карьеры пианистки ради папы, ради семьи. Педагог в сельской музыкальной школе – это, конечно, не то, о чем мечтала наша мама. А у папы была четкая позиция: моя жена должна быть, прежде всего, женой и матерью нашим детям. Ее задача – приготовить, обстирать, убрать.

Сейчас мама живет жизнью своих дочерей. Собирает всю информацию, опубликованную обо мне в СМИ: интервью, рецензии, любые упоминания. Регулярно заходит на страницы моих официальных групп в социальных сетях, читает комментарии, можно сказать, исполняет функции пиар-менеджера. А Эвелине помогает воспитывать девочек.

Наверное, ваши родители очень хотят, чтобы вы тоже вышли замуж и родили внуков? Проводят воспитательные беседы?

Да, родители прямо-таки давят на меня. «Мы стареем, хотим поскорее увидеть внуков, хотим помочь…» Я бы с радостью, но я не могу подстраиваться под их расписание. Прекрасно понимаю: мама и папа пожертвовали ради меня карьерой, отдали мне все силы, я веду себя эгоистично. Уговариваю себя, что должна поскорее прийти к замужеству и материнству. Но как быть, если я пока не готова? Я ведь всегда знала, что не буду вести жизнь обычной девушки. Выйти замуж в 25, родить первенца через год, а еще через год второго – это не для меня. Я всегда это говорила. Но папа надеялся.

Единственное, что примиряет нас в этом вопросе, – музыка. Когда я приношу родителям свои диски, упреки мгновенно улетучиваются. Мама и папа – музыканты, они живут музыкой и понимают, что такое новая песня, новый альбом. Сейчас я активно пишу четвертый альбом, он получается очень глубоким, личным. «Шлях до дому» – это мой диалог с отцом, размышление о том, как найти свое предназначение, как понять, правильным ли делом занимаешься. Путь домой – это путь к себе. Можно идти к себе всю жизнь, и лишь в конце пути обрести гармонию и покой. В песне есть слова, которые в переводе с крымско-татарского означают: «Где бы ты ни был, оглянись назад». Не забывай, откуда ты, кто давал тебе твой первый хлеб и воду.

Из семейных традиций возникает культура целого народа. А когда есть культура – есть и чувство собственного достоинства. Это то, чего нам в Украине не хватает. Есть желание быть народом, но катастрофически не хватает культуры. Любовь к флагу и вышиванкам уже есть, а плевать на тротуар пока не перестали. Нам придется пройти долгий «шлях до дому».

А свободное от записи музыки время как проводите? Чем вам нравится заниматься?

Я очень общительный человек, отдаю много энергии при встречах с поклонниками после концерта или при общении в «Фейсбуке». Ко мне часто обращаются с просьбами о помощи, причем чаще всего это очень тяжелые истории: ребенок болен раком, переселенцам не на что жить… Я стараюсь помогать по мере сил, участвую в благотворительных акциях, жертвую деньги и вещи. Недавно вот подарила детскому дому свою коллекцию слонов, поскольку решила, что их у меня накопилось слишком много и это как-то эгоистично – владеть в одиночку целыми стадами слонов.

Нередко приходится отказывать в помощи – люди не знают меры, требуют столько, словно я не один человек, а целая благотворительная организация. И все это, конечно, выматывает и утомляет. В один прекрасный момент я просто все отключаю и начинаю восстанавливаться. Слушаю новые альбомы, которые откладывала «на потом». Примерно раз в две недели встречаюсь с друзьями – крымскими татарами. Обычно мы идем в ресторанчик «Крым», чтобы поесть чебуреков, мантов, плова, всего этого жирного, калорийного и такого вкусного. Общаемся, высмеиваем друг друга за ошибки в крымско-татарском. Я специально посещала курсы, чтобы подтянуть язык.

Еще мне нравится изучать английский, я беру уроки с носителями языка. Совершенствование английского – бесконечный процесс, и работа, и отдых одновременно.

Когда есть возможность уехать куда-то к воде – неважно, к реке, озеру или морю – я счастлива. Обожаю плавать, обожаю солнце; в отличие от белокожих, могу лежать часами на солнце, не обгорая, и мгновенно сливаюсь с местными жителями. В Египте меня принимают за свою и постоянно зовут замуж.

И конечно, мой любимый вид отдыха – кино. Я отдыхаю, погружаясь в другую жизнь. Люблю атмосферные фильмы Уэса Андерсона, Вуди Аллена, легкие комедии молодого канадского режиссера Ксавье Долана – «Воображаемая любовь», «Том на ферме». У него очень интересный стиль, немного напоминает Альмодовара. И в какой-то момент моя любовь к кино стала взаимной – я «притянула» роль в «Поводыре».

НА ВОПРОСЫ КАВАЛЕРОВ: «ПОЧЕМУ НЕТ?». Я ОТВЕЧАЛА ОДНОЙ ФРАЗОЙ: «МОИМ ПЕРВЫМ МУЖЧИНОЙ БУДЕТ МОЙ МУЖ»

Должна признаться, я давно мечтала сыграть в кино. Особых амбиций не было – если бы они были, я поступила бы учиться на актрису. Скорее, были мечты: «Вот было бы здорово, если бы…» Кое-какой опыт выступления на театральных подмостках у меня имелся. Еще в консерватории исполнила главную женскую партию в студенческой постановке комической оперы Равеля «Испанский час». Очень сложная партия, к тому же пришлось петь по-французски; с нами специально занимался сотрудник посольства, ставил нам произношение. Недавно нашла на Youtube любительскую запись этой постановки, смотрела и глазам своим не верила: неужели это я? Неужели я все это спела?

Позже я пела Керубино в опере «Cвадьба Фигаро», Виолетту в «Травиате» – а это тоже весьма глубокие, серьезные партии. Конечно, опера сильно отличается от драматического театра, а он, в свою очередь, сильно отличается от кино, однако радость игры, кайф «быть собой в предложенных обстоятельствах» я познала.

Однажды мне позвонили от режиссера Олеся Санина с предложением прийти на пробы для нового фильма. Я прочла сценарий и загорелась. Хочу, хочу! Ужасно переживала, очень хотела произвести на режиссера хорошее впечатление. Ведь в искусстве все очень субъективно, нравится актриса или не нравится – это часто вопрос личных предпочтений зрителя или режиссера. Иной раз поражаешься: актриса и красива, и технична. А успеха нет, карьера не сложилась. Жестокое искусство.

На пробах Санин предложил мне сыграть эпизод, где главная героиня, певица Ольга, внезапно узнает о смерти своего возлюбленного: видит эту новость в газете. Это самая сложная сцена в фильме. Героиня прямо на глазах превращается из красотки чуть ли не в уродину, не помня себя в своем горе. Думаю, мне дали именно эту сцену, чтобы сразу понять, как далеко я готова зайти, чем готова пожертвовать. Я актриса или девочка? Сейчас все помешаны на селфи, хотят видеть себя только в идеальном ракурсе, ухоженных и с безупречной улыбкой. Это не плохо, но для роли Ольги самолюбование было непозволительно.

МЫ С МОИМ ПАРНЕМ ВМЕСТЕ УЖЕ ТРИ ГОДА. ДУМАЮ, ИНОГДА ЕМУ СО МНОЙ НЕЛЕГКО. Я ИЗЛИШНЕ РАНИМА И ЧУВСТВИТЕЛЬНА

Я выложилась по максимуму, и Санину понравилось! Меня утвердили на роль. Я чувствовала себя абсолютно счастливой, пока не начались съемки. Первую неделю казалось, что у меня абсолютно ничего не получается. «Что я о себе возомнила! Какая из меня актриса!» Когда камера включается, забываешь все на свете. Можешь прочесть хоть тысячу книг и лекций по актерскому мастерству, можешь пересмотреть на Youtube сотни роликов с чужими пробами, но когда кричат: «Мотор!», тело отказывается подчиняться. Все движения становятся неестественными, наигранными, ты прекрасно понимаешь, что в жизни никто так не оборачивается, не смотрит, не берет в руки чашку… А совладать с собой не в состоянии. Я как-то смотрела документальный фильм о Софи Лорен, где она вспоминала о том, как училась на актерских курсах. Страх полагалось изображать, прикладывая ладонь к правой щеке, а удивление – к левой. «Только не перепутайте руки!» – заклинал преподаватель. Что-то похожее я поначалу вытворяла на съемочной площадке, чувствуя себя оловянным солдатиком.

Оператор Сергей Михальчук и Олесь Санин старались меня успокоить, расслабить. Твердили: «Все не так плохо, тринадцать дублей – это далеко не рекорд, просто надо найти свою пластику, изучить себя…» После первого съемочного дня мы всей группой ужинали в ресторане, и я напилась, хотя вообще почти не пью.

Но первый день миновал, миновала неделя, и все действительно постепенно наладилось. Тем не менее, каждый раз, пересматривая фильм, я отмечаю все новые и новые промахи и ошибки, и думаю, что теперь сыграла бы по-другому. Надеюсь, мне еще представится такая возможность. Мне кажется, украинское кино будет развиваться, появляются новые перспективные молодые режиссеры документального и игрового кино, и вот «Незламна» – какой прекрасный фильм сняли! Думаю, у нашего кино есть будущее.

Как вы относитесь к своим поклонникам?

Я люблю своих поклонников, называю их «родственниками». Они понимают мою музыку, знают, как и чем я живу, они мне близки, – значит, родственники. Всегда стараюсь отвечать на их письма в соцсетях. Часто пишут студенты консерватории, присылают свои записи, просят оценить, что-то посоветовать. Я даю целые консультации онлайн. Голос – уникальный инструмент, из него можно добыть что угодно, и если правильно с ним обращаешься, он отвечает взаимностью. Можно охрипнуть после единственного концерта, а можно добиться, чтобы с каждым выступлением голос набирал новых обертонов, звучал все богаче. Голос – это как краски для художника. Одну краску я использую для академической музыки, другую – для украинской народной, третью – для крымско-татарской, и для авторской музыки оставляю целый спектр.

Для успеха певцу нужно особое сочетание голоса, души и – в меньшей степени – внешности. В удачу я не верю, везение – самообман для лентяев. Мол, мне не везло, вот и не добился успеха. Я верю в Бога. Верю, что если мне предназначено оказаться где-то, то я там непременно окажусь. Вот, например, меня приглашали в стажерскую группу при Ла Скала. Но это случилось в том же месяце, когда я победила на «Новой волне» в 2009 году. Я сделала свой выбор и не жалею. Хотя серьезная музыка меня по-прежнему интересует. Планирую сделать концерт с прославленным украинским дирижером Кириллом Карабицем, который руководит Борнмутским симфоническим оркестром в Британии. Вряд ли это будет академическая музыка, скорее украинские народные и мои авторские песни, но с полным составом симфонического оркестра.

В УДАЧУ Я НЕ ВЕРЮ, ВЕЗЕНИЕ – САМООБМАН ДЛЯ ЛЕНТЯЕВ. Я ВЕРЮ В БОГА. ВЕРЮ, ЧТО ЕСЛИ МНЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНО ОКАЗАТЬСЯ ГДЕ-ТО, ТО Я ТАМ НЕПРЕМЕННО ОКАЖУСЬ

Да, я выбрала довольно сложный путь в музыке. Соул в Украине никто не слушает. Публику приходится воспитывать, но я уверена: если суждено, чтобы соул полюбили в Украине, так и будет. А выбрала я эту музыку, потому что люблю ее. Я всегда знала, что буду заниматься только тем, что мне нравится.

Слово «успех» недолюбливаю. Это всего лишь ловушка для тех, кто мечтает стать «звездой». Ведь что такое успех? Прохожие узнают на улице? Можешь воспользоваться своим именем, чтобы получить какие-то привилегии? Хорошо, сегодня можешь, а завтра? Сколько «звезд» исчезло с небосклона, сколько знаменитых артистов закончили судьбу в забвении и полной безвестности! Я бы хотела сделать что-то хорошее, по-настоящему важное. Остаться не в «Википедии», а в памяти людей. Раскрыть себя на всю глубину. Жизнь стала суетной, мы не успеваем узнать друг друга, мы бежим, нам не интересно разговаривать, а интересно читать посты в «Фейсбуке». Иногда мне становится страшно при мысли о том, что я могу не успеть сделать что-то по-настоящему ценное. Я пишу много музыки, но редко бываю довольна. Недавно перечитывала письма Рахманинова, в которых он признается, что сомневается в своих композиторских способностях: «Может быть, мне бросить писать? Римский-Корсаков сказал, что эта гармония никуда не годится!». Не подумайте, что я сравниваю себя с Рахманиновым, но сомнения гения дают мне надежду. Я говорю себе: «Все творческие люди сомневаются, это нормально». И продолжаю работать. Иногда что-то получается. Но даже если я довольна песней, примерно через полгода теряю к ней интерес. Вырастаю из нее, как из платья. Мысленно обращаюсь к публике: «Вы еще просто не знаете, какой я могу быть! Вот следующий альбом действительно будет “ах!”».

ЕСТЬ ЛЮДИ, КОТОРЫМ ПОСТОЯННО НУЖНЫ ПИНКИ И КРИТИКА. МЕНЯ МОТИВИРУЕТ ПОХВАЛА. ИНАЧЕ Я ЗАКРЫВАЮСЬ, ПРЯЧУСЬ, КАК УЛИТКА В ДОМИКЕ

Самая приятная похвала – когда после концерта подходят поклонники и говорят: «Знаешь, эта песня точно про меня». Значит, я достучалась до их душ. Чем искреннее ты со своим слушателем, тем больше он тебя понимает и уважает. Наносного, силиконового всегда было и будет много. А настоящего, честного – мало. Я предпочитаю петь для небольшой группы, скажем даже, секты людей, которые мне верят. Которые говорят о песне «Заплуталась» – «У меня сейчас то же самое, я тоже запуталась совсем!». А для кого-то стала настоящим гимном нынешней весны песня «Очима». Девушки признаются: «Я как будто совсем с ума сошла, и в одного влюбилась на день, и в другого…»

Ведь так действительно случается: влюбляешься на мгновение во внешность, в образ, совсем не зная человека, не ожидая никакого продолжения, но легкий флер повис в воздухе, и это приятно. Я обязательно должна быть немного влюблена, это помогает писать. Если начинаешь придумывать историю для песни, сразу чувствуется фальшь.

Значит, ваши песни – отражение ваших реальных переживаний?

Всегда. И это создает некоторые сложности. Написала песню – и все знают, о чем ты думаешь. Становишься заложником собственного творчества. Поэтому, наверное, Земфира, певица, которой я восхищаюсь, ведет настолько замкнутый образ жизни. Все знают, что у нее на душе, поэтому она старается оградить себя от посторонних, иначе кто-то может воспользоваться ее душевной обнаженностью.

Я написала «Песню о дружбе», когда в моей жизни случились несколько разочарований подряд, одно за другим. Подвели самые близкие люди. Там есть строчки: «Надоело быть всегда хорошей, когда вокруг все так легко меняют кожу». Так продолжается по сей день: те, кому я доверяла, раскрываются с неприятной стороны, и я очень страдаю. Я прирастаю к людям и расстаюсь с большим трудом. Убеждена, что победителем становится тот, кто умеет легко отпускать. Но я не из таких.

Как вы воспринимаете критику и похвалу?

Похвала, как и конструктивная критика, мне очень нужна. В консерватории мой первый педагог по вокалу все время ругала меня за все: голоса нет, прогресса нет, достижения ничтожны. Я ненавидела и боялась этих уроков, горло сводило спазмом, как тут споешь? А в оперном классе с нами разучивала партии концертмейстер, которая и ругала, и хвалила. Вот это не получается, и вот это тоже, но вот это – классно. Пусть на 95 % плохого исполнения было лишь 5 % отличного. В следующий раз я постараюсь и сделаю 10 % «вау!». Есть люди, которым постоянно нужны пинки и критика. Меня мотивирует похвала. Иначе я закрываюсь, прячусь, как улитка в домике: если так все плохо, тогда лучше даже и не пробовать.

Не все окружающие добры и открыты, не все критикуют из лучших побуждений – некоторые из зависти, с корыстными целями. Поэтому критику я готова выслушивать только от близких. А полностью доверяю лишь троим людям: маме, моей подруге Гаяне – она ужасный критикан, но уж если ей нравится, то она просто в истерике от восторга. И моему парню. С ним я могу спорить до посинения, но потом все равно соглашаюсь. Доверяю его интуиции.

Он музыкант?

Нет. Я не верю в счастье таких союзов. Два творческих человека, безусловно, могут жить вместе, прекрасный пример – Плисецкая и Щедрин. Она танцовщица, он композитор. Идеально. Еще я знаю много хороших пар «вокалистка и пианист», «музыкант и дирижер». Но это больше распространено в академической среде.

Мы с моим парнем вместе уже три года. Думаю, иногда ему со мной нелегко. Я излишне ранима и чувствительна. Бывает, откажу кому-то в помощи, потому что не справляюсь, а потом весь вечер переживаю. Мне трудно говорить «нет». Вот недавно перед большим правительственным концертом звонят и сообщают, что «по картинке не получается расставить на сцене всю затребованную вами аппаратуру». Давят на сознательность, на сочувствие, просят «войти в положение». Да как вы смеете на меня давить, если я уверена, что вы просто хотите прикарманить деньги, необходимые для выполнения моего технического райдера? Я решительно требую, чтобы все условия были выполнены, а потом начинаю сомневаться: может быть, я не права? Но для меня очень важно выступить именно так, как считаю нужным. В течение всего своего не такого уж долгого творческого пути, то есть последние пять лет, я постоянно вынуждена бороться за то, чтобы меня воспринимали как музыканта, а не красивую девочку, конфетку, «эпатажную артистку» – ненавижу это слово! Приходится объяснять, что петь под фанеру – это абсолютно немыслимо, о какой Европе мы тогда мечтаем? Давайте начнем с малого – перестанем плевать на тротуар и петь под фанеру. А мне отвечают: «Какая аппаратура, чего вы хотите, у нас в стране война!». Прекрасное оправдание для лени, ошибок, непрофессионализма. Спорить – нелепо, соглашаться – унижать себя.

И все это, все свои сомнения, обиды, недовольства я выкладываю вечером бойфренду. Он меня всячески поддерживает, но иногда говорит, что я слишком требовательна: не все ведь такие перфекционисты. С другой стороны, разве я жалуюсь, когда у меня в съемной квартире отключают горячую воду? Нет, я просто нагреваю чайник и мою голову. По пустякам не завожусь, но профессиональные вопросы – это для меня святое.

В общем, в такие моменты моему парню нелегко со мной, но в остальном мы чудесно уживаемся. Мы в первую очередь друзья. Я рассказываю ему обо всех событиях дня, он мне – о своих новостях. Мы гуляем, смотрим вместе кино и щелкаем семечки.

В одном из недавних интервью вы рассказывали, что на свадьбе подруги поймали букет невесты. Это что-то для вас означает?

Мой парень уже не раз предлагал мне руку и сердце. Но я отшучиваюсь пока. Вначале я очень ждала этих слов, а он почему-то не спешил. Потом, когда он «созрел», я заартачилась: вот теперь жди, когда я снова захочу. Думаю, это те небольшие испытания, через которые должна пройти любая пара. Самое главное, что мы понимаем и поддерживаем друг друга. Любовь – это забота и желание быть причастным к жизни друг друга.

Я НЕ ХОЧУ РАСТВОРЯТЬСЯ В МУЖЕ, БЫТЬ КОМУ-ТО «ВТОРОЙ ПОЛОВИНКОЙ». Я – НЕ ПОЛОВИНКА, Я ЦЕЛАЯ. МОГУ БЫТЬ ДРУГОМ, ПОМОЩНИЦЕЙ, НО ПРИ ЭТОМ МНЕ ВАЖНО НЕ ПОТЕРЯТЬ СЕБЯ

Для меня замужество – невероятно ответственный шаг. Пока я чувствую, что не совсем готова сказать «да». У меня очень высокие требования к будущему спутнику. С одной стороны, я с детства привыкла к мысли, что мужчина за все отвечает. На папе лежала ответственность за все вопросы, связанные с финансами. Мама никогда даже за коммунальные услуги не платила. Закупка продуктов – тоже на папе, он привозил сахар и картошку мешками. Папа построит дом, папа защитит, накормит и решит все проблемы.

С другой стороны, я не хочу растворяться в муже, быть кому-то «второй половинкой». Терпеть не могу это выражение. Я – не половинка, я целая. Могу быть другом, помощницей, но при этом мне важно не потерять себя. Так что Вселенная получила от меня очень противоречивый запрос: «Эй, ребята, я хочу, чтобы мой мужчина был крутым, сильным, решительным, интересным, и при этом не претендовал на то, чтобы подмять меня под себя и переделать так, как ему удобно. Ах да, и еще обязательно чувство юмора!».

Вы верите, что Вселенная исполняет наши заказы? Визуализируете свои мечты?

Да, у меня есть «доска желаний», где я записываю свои желания и цели. Задолго до поездки в Юрмалу на «Новую волну» я нарисовала свою победу: себя на сцене с призом в руках. Потом напрочь забыла об этом листочке и нашла его спустя несколько лет, случайно, во время переезда с одной квартиры на другую. «Оказывается, это работает!» Но только ты должна хотеть отчаянно, неистово, и не просто хотеть, а прилагать усилия. Тогда все получится.

Сейчас на вашей «доске желаний» что-то написано?

Да, но это секрет.

Фото: из архива Джамалы, предоставлено Edit PR

---

Впервые опубликовано в журнале «Караван историй. Украина», май 2015