Джамала: “Я никогда не чувствовала острой потребности в материнстве”

Так вот, как я уже сказала, Евровидение претерпевало кризис. Каждый год в нем участвуют 42 или 43 страны, а песни все настолько одинаковые, как будто звучит одна и та же композиция. Один и тот же ритмический рисунок, легкие, запоминающиеся слова. И все это публике надоело. Даже фанам Евровидения.

Вы должны понимать, что фаны Евровидения – это отдельная категория людей. Они знают и любят всех участников и сам этот конкурс, за много месяцев выкупают билеты на шоу и бронируют отели. Но даже они устали от однообразности исполнителей.

Впервые я почувствовала это на вечеринке Евровидения­-2016 в Амстердаме. Под эгидой конкурса каждый год проходит несколько ключевых мероприятий, куда приглашают выступить победителей национальных отборов разных стран. На одну из таких вечеринок мы и отправились. Мне было невероятно сложно. Я чувствовала себя там чужой. Знаете, как бывает, когда попадаешь на мероприятие и понимаешь: «Нет, не моя тусовка, надо соврать, что голова заболела, и сбежать». У меня возникло именно такое чувство, когда в гримерке какая­-то блондинка стала трогать мои волосы и восхищаться. Я вообще общаюсь с людьми открыто и легко, но не выношу фамильярности.

Чтобы выйти на сцену, мне пришлось долго и основательно концентрироваться. Передо мной был весь этот калейдоскоп из перьев и дискотечных ритмов, клуб на тысячу человек забит, все танцуют, веселятся, осыпают друг друга конфетти. И вот я являюсь на этот праздник жизни и начинаю петь: «When strangers are coming…» – и как будто немножко порчу всем настроение.

Когда прозвучала последняя нота, в зале воцарилось молчание. Музыканты знают, что самое ценное после выступления – это не молниеносные аплодисменты, а овация после паузы. Разницу можно ощутить только на сцене. Ты допел… и тишина. Мысли мечутся: «Боже, ужас, им не понравилось, что делать, бежать со сцены…» Но на самом деле публика взяла секундную паузу на осмысление. А потом грянули аплодисменты. Для меня это был знак, что я иду в правильном направлении: даже фаны Евровидения простили мне, что песня грустная.

Публика хорошо восприняла песню «1944», о ней стали много писать в СМИ. Я получила рекордное количество запросов на интервью, причем не только от сайтов, посвященных Евровидению (их десятки и сотни), но и от солидных общественно­политических изданий, таких как немецкий журнал Stern, например. Даже британские газеты, которые относятся к конкурсу скептически, заинтересовались моей песней и историей, стоящей за ней.

Когда журналисты просили объяснить, почему «1944», я отвечала, что 1944 год – это точка отсчета, когда изменилась жизнь моей семьи, всего рода Джамаладиновых, всего крымскотатарского народа. Момент, когда все пошло не так. Благодаря моему участию в «Евровидении» у мировых медиа появился новый повод говорить об Украине, а тема депортации крымских татар стала актуальной.

Как вы написали эту песню?

Это было три года назад, во время обострения событий на Донбассе, в январе 2015­-го. Погибло много мирных жителей, у меня было ужасное настроение. Я написала песню, поплакала над ней и решила, что в такой печальный момент лучше ее отложить.

А следующей зимой мне предложили принять участие в Национальном отборе. Я ответила, что не верю в честность этих отборов, проходила уже… да и песни у меня нет, так что, мол, забудьте. Отказывалась раза четыре. В итоге позвонил музыкальный продюсер Национального отбора Константин Меладзе и сказал: «Ты нужна Украине, нам на конкурсе нужен мощный голос». Я растерялась: «Почему вы уверены, что это я? Я могу даже отбор не пройти». Но он пообещал: «Честность жюри и зрительского голосования я тебе гарантирую». Я снова сказала, что у меня нет песни, ну вот только одна, но печальная… В конце концов мы встретились и я дала ему послушать демо­версию «1944» на телефоне. Он слушал в наушниках, а я следила за его лицом. Я увидела, как его растрогала песня, как увлажнились глаза. Он сказал: «Ну все, теперь я точно не сомневаюсь, что это то что надо». Несмотря на комплименты от Константина Меладзе, я не обольщалась насчет голосования, но решила бороться за победу в полную силу.

После победы в отборе мнения людей разделились. Кто­-то пришел в восторг, кто-­то пренебрежительно сказал: «Очередные “Гринджолы”». Говорили, что сейчас не время показывать страдания, что мы уже надоели Европе со своими проблемами… Чтобы отстраниться от потока критики, я перестала заходить на «Фейсбук». Передо мной и так стояла сложная задача: нужно было сконцентрироваться, не растрачивать энергию попусту.

В Стокгольме стало еще сложнее. Каждый день в течение двух недель мне приходилось собирать себя по кусочкам, как этому жидкому роботу в «Терминаторе­-2». Днем мы с моей командой снимали дневники для ТВ, давали интервью, ездили на встречи. А на репетиции я напоминала себе, для чего я здесь. В один­-единственный день специально для документального фильма мы отправились на прогулку: катались на каруселях, развлекались, гуляли, как полагается туристам.