Людмила Монастырская: “Настоящая любовь приходит не ко всем”

График ее выступлений расписан вплоть до 2019 года. Театры, одно название которых заставляет трепетать сердце меломана, сменяются в ее жизни калейдоскопом: берлинская Дойче Опер, Метрополитен-опера, Лисео, Ла Скала, Ковент-Гарден, парижская Опера Бастилии… Сегодня Людмила Монастырская – прима с мировым именем. Она окружена сонмом почитателей своего таланта, заслуженной славой звезды, достатком. Но путь украинской певицы к оперным вершинам отнюдь не был выстлан лепестками роз. Слишком часто кололи шипы…

Родом я из села Ирклиев Черкасской области. Мама, Валентина Ивановна, – учитель, специалист по украинской и русской филологии, певунья с выразительным голосом. Зарплата у нее была триста рублей со всеми надбавками, и получала она ее «на книжку», как тогда это называлось. В итоге все сбережения пропали, когда СССР развалился. Даже на машину не насобирали.

Мой папа, Виктор Владимирович, – бизнесмен, предпринимателем был и тогда. Его проекты в основном связаны с сельским хозяйством, а по образованию он технолог пищевой промышленности. Родители всегда трудились не покладая рук, чтобы у детей было все самое лучшее. И это касалось не только материального: во главу угла всегда ставились человеческие отношения, честность, порядочность, культура, образование.

Для меня брак моих родителей – это идеальная модель семьи. Они всегда уважительно и трепетно друг к другу относились, и до сих пор все замечают, как папа ценит и любит маму, а мама его.

Как и всех детей тогда, меня воспитывали в строгости и скромности. Несмотря на то что в нашей семье достаток был, мне объясняли, что бедность не порок, если деньги есть – это хорошо, но о человеке нужно судить не по богатству.

С тех пор, конечно, жизнь очень изменилась. Много работая в США и Европе, я увидела, что богатых людей там очень уважают, понимая, как непросто добиться успеха своим умом, собственными талантами. Надо много и упорно работать. Я именно так и достигла всего, что у меня сейчас есть. И когда кто-то делает круг­лые глаза, заметив на мне дорогие украшения, только пожимаю плечами. Никто же из них не знает, какой колоссальный труд за всем этим стоит.

Мои первые воспоминания детства связаны, наверное, с постройкой дома на участке в десять соток, который нам выделило государство, как и многим в те времена. Дом мы строили лет десять, поскольку вечно были проблемы то с деньгами, то с материалами – все тогда было в дефиците. В итоге дом построили, и мы с радостью туда перебрались: места было много, у родителей – спальня, у нас с братом – отдельные комнаты плюс большая гостиная.

Свою комнату я обожала, это была моя территория. Я могла постелить какой-то коврик по собственному выбору, повесить шторы, прицепить бра. На стене висел плакат с портретом Мэрилин Монро – реклама Chanel № 5, вдоль рамы на зеркале красовались переводные картинки.

После переезда мама пошла работать в школу, поближе к нашему новому дому. Я перешла туда в четвертый класс, а брат Юра поступил в первый. У нас до сих пор прекрасные отношения, а тогда я, как старшая, за ним присматривала.

Я нравилась трем мальчикам. Но сама ни в кого не была влюблена, если не считать Цоя и Юры Шатунова

Мама, кроме того что преподавала и была классным руководителем, так плюс к этой загруженности еще и числилась в рядах партии, как многие тогда. Помню, как-то раз во время парада я ее подвела – не подняла руку в салюте. Мама выступала на трибуне, а мы с одноклассниками слушали. В конце включили гимн, но я не отсалютовала: дух противоречия заговорил. И не только во мне – нас таких была целая компания.

Позже, когда меня должны были принимать в комсомол, этот случай припомнили… Не то чтобы я очень огорчилась, но было обидно за маму, для нее это было настоящим ударом. И это притом что я хорошо училась, постоянно участвовала в художественной самодеятельности, вообще была лидером по натуре, всегда на первых ролях. В комсомол меня в итоге приняли, но неприятный привкус остался…

Не могу сказать, что нас с братом как-то особенно строго воспитывали. Прессинга не было. Но авторитет родителей не обсуждался, и, если велели в полдесятого вечера быть дома, я не смела ослушаться. Выйти погулять можно было только после того, как выучу уроки.

Отдыхали мы так же, как все. Вместе с другими семьями выезжали на берег Днепра на целый день. Там были все условия – причал, беседки, пристань, от которой ходил катерок до Черкасс. Мы ездили с мамой в город – катались на каруселях, покупали мороженое и пирожки с ливером – они тогда казались ужасно вкусными… Недавно, двадцать пять лет спустя, была на том пляже – все разрушено, заросло, причал сгнил. Правда, территорию выкупили и планируют сделать там яхт-клуб, но пока только охранник сидит.

Летом и на каникулах мы проводили много времени у бабушек с обеих сторон, они жили неподалеку, в двух разных селах Черкасской области. Мы обожали бабуль, которые нас баловали и не требовали соблюдения режима: гуляй в поле хоть целый день, только пообедать приходи!

Людмила, а как вы начали заниматься музыкой? В селе это, кажется, не самое распространенное увлечение.

Я очень благодарна родителям: они делали все, чтобы я пошла в эту профессию. Мама хотела, чтобы я стала певицей. У нее и самой отличный голос, она поет и дома с подружками, и в хоре. Ездила на гастроли по области, в последние годы участвует в церковном хоре. Кстати, мы и сейчас с ней часто дуэтом поем. У нее оперный, а не народный голос. В юности она хотела поступить в консерваторию, но в Черкассах есть только музучилище, в котором не обучают академическому вокалу. В Киев же ехать не решилась.