Джамала: “Я никогда не чувствовала острой потребности в материнстве”

Необязательно, конечно, кого-­то убивать, чтобы написать хороший детектив. Можно с успехом исполнять произведения, написанные о других людях. Я с удовольствием пою джазовые стандарты, а раньше – оперные арии, которые до меня исполняли двести лет. Но каждую историю в песне я так или иначе должна «прожить». Все важные вехи в моей карьере связаны с моими авторскими песнями. За одним исключением – песня «Злива», написанная гениальными Андреем Хлывнюком и Димой Шуровым. Они услышали в ней именно меня и позвали записать ее вместе.

Многие актеры любят играть совершенно не похожих на себя персонажей, даже антагонистов. Люди с добрым характером с успехом могут играть злодеев. Может, и я когда­нибудь буду делать что­то подобное. А пока я пою о себе. Наиболее открыто я говорю о том, что чувствую и переживаю, именно в песнях. Из них можно узнать гораздо больше, чем прочитав интервью. Мои песни – это дневник, запечатлевший мои эмоции на разных этапах жизни. Например, горечь и боль расставания:

Я тримала руки

І дивилась так,

Ніби маю тобі сказати:

Так не можна залишати.

Или в «Сумую»: «Хоча не вперше це почуття, немов забрали у мене життя». Понимаете, так мне грустно, что будто не осталось никаких жизненных сил. Все мои песни по тексту достаточно наивные. Наверное, это несовременно. Сейчас в поп­музыке так не принято, ее собирают, как конструктор. Но для меня очень важно оставаться искренней и правдивой.

Недавно по экранам прошел фильм о Ван­-Гоге «С любовью, Винсент». Там цитировали одно из писем художника, в частности, такие строки: «Своей живописью я хочу показать людям, как глубоко я чувствую». Ван-­Гог, как известно, сумел продать только одну картину из примерно восьмиста. В этом письме звучит, кроме печали, и горечь, и злость на современников – мол, вы-­то потом поймете и оцените, только уже поздно будет… Вам знакома боль оттого, что вас не поняли, не приняли?

Конечно. Непонимание ранит. Исполнителю важно быть понятым. Не обязательно миллионной аудиторией, но важно, чтобы эта аудитория у тебя была. Чтобы на концерт приходили люди, знающие наизусть все тексты песен, готовые петь, и плакать, и смеяться вместе с тобой. Чтобы они чувствовали так же, как и я, и в каком­то смысле мой голос говорил за них.

Мне больно думать, что многие гении страдали от отсутствия признания. Например, Рахманинов. У меня волосы становились дыбом, когда я читала критические письма его коллег: что это за музыка, что за гармония, этот выскочка порочит русскую музыку… Его даже не приняли в «Могучую кучку» – Бородин и Римский­-Корсаков были слишком консервативны для рахманиновской музыки.

А джаз? Вот Сара Вон – гениальная джазовая певица, которой не повезло появиться на сцене одновременно с Эллой Фицджеральд. В итоге Элла регулярно попадала в чарты, а Сара – нет, хотя кто из них лучше, можно еще поспорить.

Для меня в исполнителе самое главное – голос. Уникальный тембр, сочетание искренности и мощи, когда звучание, что называется, не в бровь, а в глаз.» «Шу­шу­шу», которого сейчас много в современной музыке, меня как-­то не трогает.