Джамала: “Я никогда не чувствовала острой потребности в материнстве”

Поначалу я, как все, считала, что конкурс состоит из полуфинала и финала, и все решается на финальном голосовании телезрителей. Но оказалось, это совсем не так! На первой репетиции я вышла на сцену жутко расстроенная, потому что платье, которое мы шили три месяца, потерялось в аэропорту (его потом нашли). Пела в пол­ноги, не думая, что меня кто-­то слушает. Но в конце песни раздались аплодисменты! В зале на 25 тысяч человек, который казался мне пустым, на самом деле было полно людей – главным образом журналистов. Кроме того, в пресс­-центре на огромном экране транслировали каждую репетицию в идеальном качестве, с графикой и пролетами камеры, так, как задумано для номера.

Уже после второй репетиции я взлетела в рейтинге букмекеров с 20­-го места на 2‑е. Я старалась об этом не думать и вообще от всего абстрагироваться. Каждый раз перед выходом на сцену оставалась на несколько минут одна, чтобы помолиться. Потом надевала наушники, чтобы не слышать чужую музыку, и шла на сцену.

От эмоционального напряжения я худела, тая на глазах. Брюки с корсетом поначалу сидели очень плотно, а к финалу болтались. Когда начинался отсчет: «One, two, three, go!» – я, стоя за сценой, чувствовала, как теряю вес за эти три секунды. Но все это было необходимо. Нельзя было растратить эмоцию. Если бы я хоть на йоту сыграла боль и потерю, люди мне не поверили бы. Ни в Украине, ни в мире.

Прежде всего я рассчитывала на неподготовленных слушателей, которые не знают, где находится Украина, не говоря уже о Крыме и депортации крымскотатарского народа. Нужно было за три минуты передать им свой месседж. Песня должна быть не более трех минут, таковы правила конкурса. Огромная аудитория, все страны Европы, Австралия, Китай… Российская делегация очень рассчитывала на победу.

В клип, костюмы и постановку Сергея Лазарева были вложены миллионы долларов. А мы им все испортили. Российские журналисты постоянно бегали за мной с микрофоном; мой PR-­директор, Денис, буквально закрывал меня грудью, решительно объясняя, что мы российскому ТВ интервью не даем.

Помню, как меня вывел из равновесия звонок от российского пранкера, который представился сотрудником Министерства временно оккупированных территорий. Я с первых секунд разговора почувствовала, что звонок странный, человек пытается меня спровоцировать.

Он сказал: «Джамала, мы бы хотели, чтобы вы написали целый альбом таких песен, как “1944”». Я ответила, что такая песня у артиста может быть только одна, остальное – уже спекуляция. Добавила, что если они чем-­то хотят помочь, то нужно позвонить моему продюсеру. Но он продолжал: «Нет, ну мы же с вами знаем, о чем эта песня?» Я сказала: «А о чем она? Это песня о моей прабабушке, о моей семье». Но потом на российском ТВ все равно смонтировали запись так, как им было нужно. Как будто я подтвердила, что это песня об оккупации Крыма. Эта история меня расстроила.

Как складывались ваши отношения с Лазаревым? Вы общались?

С Сергеем мы были знакомы и раньше, дважды оказывались вместе в жюри детской «Новой волны». На первой репетиции я заметила, что он хочет подойти, но не решается. Тогда я сама сделала первый шаг, поздоровалась, заговорила о его номере, призналась, что не смогла бы петь и так много двигаться, как он.

Он как-­то успокоился, мы разговорились, Сережа сказал: «У нас столько всякого про тебя пишут, ты не обращай внимания», а я ответила: «Ты тоже не обращай внимания».

К нему у меня никаких претензий нет – он артист, который тоже хотел победить, переживал за свою страну. Я уважала его как соперника. И мы почти две недели шли в рейтингах букмекеров в ноздрю, то я на третьем месте, а он на втором, то наоборот.

На Гранд­финале, когда голосование подходило к концу, я пережила мистический момент. Мы сидели на диванах в гринруме и напряженно ждали результатов. Смотрим, ведущий второй раз за вечер подошел к австралийке, чтобы задать ей какой-­то вопрос. Так как он в курсе хода голосования, то выходит на позицию немного заранее. Получается, если он в этот момент подошел к кому­-то, значит, именно этот исполнитель лидирует. На лицах ребят из моей команды появилась тень смятения, грусти, хотя все старались скрыть разочарование. А мой продюсер, Игорь Тарнопольский, стал меня успокаивать: «Ты не расстраивайся, все нормально, мы отлично выступили». Старался морально подготовить меня к проигрышу.

Но я посмотрела ему прямо в глаза и произнесла: «Нет, это еще не конец, я не такую картинку видела, я еще буду на сцене». Понятия не имею, что я имела в виду. У меня и раньше бывали такие предчувствия, срабатывала интуиция.

Никогда не забуду взгляд Игоря – наверное, он подумал, что у меня от напряжения немного поехала крыша. И тут ведущий подходит ко мне и объявляет мою победу! Мы все повскакивали с мест, буквально запрыгали от радости, а я побежала на сцену, по дороге споткнулась, упала, ведущий отдал мне свои ушные мониторы, потому что мои остались в гринруме…

Выступление на бис я боялась пересматривать около года. Только недавно решилась – и оказалось, что все не так плохо. Я даже еще больше расслабилась, добавилась еще какая-­то эмоция. Я, конечно, всегда найду к чему придраться, но в целом мне понравилось.

Побеждать приятно, не буду отрицать. В аэропорту меня встречали тысячи людей! Накануне вылета я спала всего пару часов, в 3 утра было еще выступление в Евроклубе, потом надо было собрать чемодан – все вещи были разбросаны по комнате. Рейс рано утром.

Выйдя из самолета, я сразу начала плакать – и от усталости, и от счастья. Люди вокруг тоже плакали, кто-­то дарил цветы, дети пытались вручить мне игрушки, какой-­то мужчина тянул меня за рукав, чуть не оторвал. Это было полное безумие, эйфория; я боялась, что меня сейчас разорвут на куски, как в финальной сцене фильма «Парфюмер». Конечно, я была счастлива!