«Чума гомосексуалистов», «Секс и смерть в одной постели!» – такие заголовки пугали юного Маккуина. При виде списков известных персон, умерших от СПИДа молодыми, Ли хотелось сострить: «Как бы и мне не отдать концы, не успев стать знаменитостью». Но зубоскалить было не с кем. С братьями и сестрами он никогда не был близок. Школьные друзья, боясь заразиться, шарахались от Ли как от чумы, а среди геев друзей не было.
А тут еще отец… После смены он как-то сказал: «Ночью под мои колеса чуть не угодил голубой. А жаль, одним уродом стало бы меньше!» А когда Ли признался, что он тоже гей, Рон озверел. «Ничтожество, опозорил семью!» – кричал он, вцепившись сыну в горло. Джойс его еле оторвала.
Ли и сам стыдился того, что не такой, как другие ребята, а после той сцены ощутил себя полным уродом. Вот бы свести счеты с жестокой судьбой и отцом! Но самоубийство пугало, а от побега из дома удерживала мама.
Джойс верила в талант сына и говорила: «Жизнь у человека одна. И если тебе хочется что-то сделать, то вперед». Но Маккуин-старший из последних сил терпел портновскую блажь младшего. Однажды, уставший как черт, он подошел к столу, за которым копошился сын, и побагровел. Ли увлеченно малевал девицу в пышной юбке и с декольте, увитым разноцветными перьями.

– Ты опять за свое, выродок? – закричал Рон, вырвав у сына альбом. – Был бы нормальным парнем, не занимался бы бесстыдствами!
Все, пора переходить на свой хлеб, решил Ли, бросил школу и сделал первый шаг к будущей профессии.
Телепередача об ателье Anderson & Sheppard заставила Ли забыть об овсянке. На днях он решил стать дизайнером, а это заведение идеально подходило для старта: там работали настоящие виртуозы мужских костюмов, а клиентами была элита общества – лорд Ротшильд, члены британской королевской семьи.
– Может, попробуешь? Вдруг повезет? – сказала Джойс, кивнув в сторону телевизора.
– Ты вправду так думаешь? – просиял Ли и через пару минут уже стоял на пороге.
Видавшие виды джинсы, поблекшая майка и всклокоченная шевелюра придавали ему не лучший вид, но Джойс не стала тормозить сына на пути к мечте.
Оказавшись у дома номер тридцать на Сэвил-Роу, где находилось ателье, Ли вдохнул и распахнул двери. Увиденное его поразило: обитая красным деревом комната, мягкие кожаные кресла. Такое он видел только в кино, но все же сказал: «Я бы хотел поступить к вам в ученики…» – и после недолгой беседы был принят.
– Неделю я буду учить тебя делать стежки, потом – пришивать подкладку, обрабатывать карманы, – сказал наставник. – А к концу обучения ты должен будешь сшить пиджак, готовый к примерке. На это уйдет четыре года.
Но Маккуин все схватывал на лету и уложился в два. А потом случилась история, ставшая легендой. Получив задание поработать над пиджаком для принца Чарльза, Ли быстро справился, заскучал и написал на изнанке подкладки непристойность. Эта история впоследствии всплыла благодаря самому проказнику. Поэтому мнения разделились. Одни заверяли, что Маккуин вполне способен на такое. Другие твердили: неправда, наставник бы сразу это заметил и выгнал шутника взашей. И когда камердинер принца прочел о непристойности и обратился в ателье, то пиджак распороли, а там все чисто. Третьи же заверяли: этот миф Маккуин сочинил, чтобы все считали, будто он еще мальчишкой шил для принца. Цели парень достиг, но на ателье бросил тень. А это не делает ему чести.