…Эмма стряхнула пепел с сигареты и мрачно уставилась на блестящую статуэтку на каминной полке. Возможно, как раз «Оскар» все испортил? Кеннет пока довольствовался номинациями, а проигрывать женщинам он не привык. В любом случае, это не оправдание измены. Ну как он мог втянуть ее в такую пошлую, банальную, позорную историю?
Пока Брана снимал «Франкенштейна Мэри Шелли», его долгие отлучки и поздние возвращения можно было объяснить работой. Но уж когда съемки закончились, а Кен продолжил пропадать по вечерам, Эмма поняла, что актерские сплетни о романе мужа с Хеленой Бонэм-Картер, к сожалению, основаны на реальных событиях.
Эмма пыталась сохранить хотя бы видимость достоинства, но не удержалась ни от слез, ни от скандалов, и даже эсэмэски, наверное, читала бы, но семейная драма Томпсон – Брана разворачивалась до начала эпохи мобильных телефонов.
Прежде Томпсон с Бонэм-Картер приятельствовали, почти дружили, и от этого становилось особенно мерзко. Кеннет поначалу все отрицал, потом признал, что увлечен, но поклялся, что немедленно прекратит затянувшуюся интрижку. Говорил убедительно, проникновенно, поирландски темпераментно жестикулируя.
Прекрати воображать, что ты на сцене, Кен, черт бы тебя побрал! – возмутилась Эмма. – Это наша с тобой реальная жизнь!
– Весь мир – театр, дорогая, тебе ли этого не знать, – примирительно улыбнулся Кеннет. – Ты же театральная девочка, из актерской семьи, откуда этот суровый консерватизм? Моногамия неестественна, ее придумали бюргеры!
– У тебя превратные представления о театральном мире, что неудивительно для сына плотника! – парировала глубоко уязвленная Эмма. – Папа никогда не изменял маме! Но твой намек я поняла. Я найду, с кем мне спать, – и, сохраняя выражение ледяного спокойствия, вышла из гостиной.
Боже, как фальшиво прозвучала эта угроза. Никого, кроме Кена, она не желала, а теперь ее вообще мутило от мысли о сексе.
По вечерам она рыдала, запершись в спальне, но утром заставляла себя улыбаться – друзьям, сестре, матери, коллегам.