Когда врачи сказали сорокалетней Эмме, что очередная попытка ЭКО удалась, она не верила своему счастью. Девять месяцев носила живот, словно драгоценный сосуд, в больнице отказалась от кесарева и обезболивающих, чтобы самой пройти вместе с ребенком все естественные стадии родов. Дочку назвали Гайей.
«Это было как пробуждение… Нет, скорее, даже как взрыв, – призналась она журналистам. – Родить ребенка – все равно что проглотить гранату, весь ваш внутренний мир летит вверх тормашками. С появлением Гайи я уже не могу себе позволить быть такой эгоистичной и замкнутой в себе, как прежде».

Актриса на год устранилась от съемок, чтобы не расставаться с дочкой. «Как удачно, что я еще и сценарист, поэтому могу работать дома. Я обнаружила, что ту же радость творчества, которую я получаю от игры, я испытываю, и когда пишу», – делилась она с Грегом.
Вернувшись к съемкам, Томпсон ввела семейное правило: кто-то из родителей должен всегда оставаться с Гайей, пока второй пропадает на съемочной площадке.
После Гайи пара предприняла еще несколько попыток ЭКО, но безуспешно. А в 2003 году, когда малышке было четыре, Эмма встретила… своего второго ребенка.
Томпсон, феминистка, атеистка и либералка, всегда активно участвовала в мероприятиях, связанных с защитой прав человека. В тот раз ее с мужем пригласили на ужин с участием африканских беженцев.
Внимание звездной четы привлек худенький мальчик, на вид ему было лет двенадцать, сидевший в углу. Он недоверчиво смотрел на гостей, но, когда Эмма подсела к нему поболтать, широко заулыбался. Поанглийски он почти не говорил, но Эмме удалось выяснить, что на самом деле ему шестнадцать, зовут его Тиндебва Агаба, он из Руанды, его родители погибли: отец умер от СПИДа, а мать и сестра пропали без вести во время геноцида.
Тиндебву же, как многих руандийских мальчишек, забрали в военный лагерь и сделали солдатом. Он, наверное, убил не одного человека, но об этом Эмма спросить побоялась. Мальчик охотно рассказал на ломаном английском, что в Европу его привезла гуманитарная организация, но здесь он предоставлен самому себе и часто ночует прямо на Трафальгарской площади с другими бездомными. «Лондон – хорошо, Руанда – плохо», – убежденно завершил он свой рассказ, сияя белоснежной улыбкой.