История Шер. Через что она прошла, прежде чем встретить лучшего мужчину в ее жизни

Сегодня легендарной певице и актрисе Шер исполнилось 76 лет! Эту удивительную женщину знают как любительницу эпатажных нарядов и безумных париков, исполнительницу песен Strong Enough и Believe.

Но есть и другая сторона медали. Она жертвовала миллионы на благо чужих детей – и заслужила презрение собственных. Ее дочь изменила пол и стала сыном. Она пережила много личных драм – и не потеряла оптимизма. Не даром в 2000-х ходила шутка: “После атомной войны выживут только тараканы – и Шер”. “Караван историй” вспоминает самые яркие моменты жизни великой Шер, урожденной Шерилин Саркисян.

Присоединяйтесь к нам в Facebook, Twitter, Instagram — и всегда будьте в курсе самых интересных новостей шоубиза и материалов журнала «Караван историй»

---

В павильоне людно – массовка и почти все артисты фильма собрались здесь в ожидании начала очередного съемочного дня. Первую сцену с ее участием будут снимать только через час, и она присела за барную стойку, которая выглядит почти как настоящая, и смотрит на блондинку, сидящую рядом. Та глядит на нее зелеными, совершенно перепуганными глазами. «Бояться меня не нужно», – выдыхая, мягко произносит Шер.

Когда говорят, что бояться не нужно, конечно, боишься еще больше. Но Аманда не то что боится… Ей неловко. Режиссер познакомил ее с Шер и убежал, и она не знает, с чего начать разговор. Сейфрид отпивает кофе из большой чашки и пытается незаметно рассмотреть певицу.

Шер пока одета в свою одежду: черные брюки­клеш со звездами и крупными цветами, которые скрывают туфли на шпильке, серебристая блуза и такого же цвета куртка с черными звездами. Пояс в тон подчеркивает талию. На руке — браслет со словами «mamma mia» и два больших перстня.

— Правда, не нужно. Я просто Шер, — она ставит на стойку бутылку с минеральной водой. — Но я понимаю вас — я часто это вижу. Или испуг в глазах, будто я ведьма, или немой вопрос: «По какой причине она все еще здесь?» — певица тихо смеется.

— Нет! Так я точно не думала», — оправдывается Аманда.

— Все так думают. И первый, кто так думает — я. Мне же уже сто лет! Думала, умру к этому времени, — самоирония Шер обезоруживает.

— Я вами восхищаюсь. Вы такая… Женщина­-женщина! Красивая, выглядите потрясающе, — признается Сейфрид.

— Это гены. Моей маме Джорджии через девять месяцев будет девяносто два. Эта красавица выглядит моложе меня и как голливудская звезда. И она начала принимать какие-­то чудо-­таблетки сейчас, так голос ее зазвучал, будто у двадцатилетней. Бабуля моя умерла в девяносто шесть. До того как сломать шейку бедра, представьте, постоянно занималась фитнесом, и я этому научилась у нее. Пять дней в неделю. Потом у меня бассейн, йога… Потому что, очевидно, старость приходит ко всем — и с этим надо что-­то делать заранее. И вот перед ее смертью я приехала к ней. И Линда лежит, знает, что умирает, но хохочет, а из­-под одеяла торчит ее ножка с идеальным педикюром. Лак был малинового цвета! — Шер подтягивает брючину — через открытый носок туфли виден ее большой палец с ярко-­малиновым лаком.

— Но это они… Мне же, поверьте, никогда не нравилась моя внешность. Я бы хотела, чтобы из зеркала на меня смотрела блондинка с голубыми глазами, — она выразительно смотрит на Аманду.

— Поэтому стараюсь в него не заглядывать. Только когда нужно макияж поправить. Иногда вижу там пожилую леди и думаю: разве это я? Но теперь не отвертишься — в этом кино я официально бабушка и даже прабабушка. Правда, шикарная, — певица улыбается.

— Я даже не могла предположить, что это будете вы, когда читала сценарий! Что вы согласитесь…

— Представьте себе, дорогая, и я не могла. И сценария не читала! Мне позвонил мой агент и друг Ронни, который ни разу не посоветовал мне ерунды, поставил перед фактом: «Ты снимаешься в «Mamma Mia! 2» — и повесил трубку. И я подумала — это будет весело. Теперь сижу тут с вами: за окном холодный октябрь, а у нас лето и греческий остров. Весело! Не хватает только какао, — и она жестом зовет свою ассистентку.

Ронни знал, что Шер обожает АВВА и что она мечтала сняться в первом фильме — ей предлагали роль подруги Донны, которую сыграла Мерил Стрип, ее закадычная подружка. Они познакомились на съемках фильма «Силквуд», который вышел в 1983­м, за роль в котором Шер была номинирована на «Оскар» и получила «Золотой глобус». И сегодня они спустя столько лет снова встретятся на съемках. Теперь же певице предложили играть маму Донны, притом что разница в возрасте у нее с Мерил три года. Такое чувство юмора продюсеров — вполне в духе Шер.

Певица отказалась от роли в первом «Mamma Mia!» из­за подготовки к шоу в Лас­Вегасе, и сейчас могла сложиться та же ситуация. С февраля 2017 года до ноября 2018­го Шер дает 85 концертов в Вашингтоне и Лас-­Вегасе в рамках шоу «Classic Cher», проводя на сцене девяносто минут в постоянном движении, исполняя девятнадцать хитов и одиннадцать раз меняя наряды. Но для съемок в сиквеле 71­летняя звезда специально прервала выступления на весь октябрь и прилетела в Лондон, по пути заскочив в Нью­-Йорк на прогон бродвейского мюзикла «The Cher Show», рассказывающего историю ее жизни и карьеры, которая продолжается уже пятьдесят три года.

Несколько дней Шер разучивала танцы с хореографом и актером Энди Гарсиа, который будет играть ее мужа, записывала песни «Fernando» и «Super Trouper» с Бенни Андерссоном, создателем АВВА, тут же отправив на мамин смартфон видео с записями, и получив в ответ ее привычное: «О, детка, ты супер. Сейчас еще разок посмотрю».

Режиссер фильма Ол Паркер, услышав, как она поет, думал, что она голосом пробьет крепкую крышу старого лондонского особняка. Крыша осталась на месте, а Шер и режиссер — довольны.

В студии она уверяла всех, что ее голос стал только лучше с годами. И все согласились. И сегодня певица наконец снимается: ей предстоит сцена с Амандой Сейфрид и танец с Энди.

— В сорок лет я думала — все, жизнь закончилась, — задумчиво произносит она. — А потом меня позвали в «Иствикские ведьмы», и все оказалось не так скверно. Это было вовремя — я как раз искала, чем бы заняться. Если наскучивает одно занятие, ищу другое. Или оно само меня находит, не знаю. Потом внезапно обнаруживаю себя в середине турне, на записи альбома или как сейчас — с вами на съемках в Суррее.

— Шер, я вдруг поняла. Мне не кофе надо пить, мне нужно записывать за вами, — Аманда улыбается. — Это же энциклопедия жизни. Вы же легенда.

— Ну, знаете, за сто лет кое­чему я вынуждена была научиться, — Шер отпивает подостывший какао. — Но легенда? Дурацкое слово. Другое смешное определение «звезда эпатажа». Люди видят в моих поступках или нарядах попытку кого­то специально удивить. А это всегда только я. И в киноролях, мне так кажется. Внешне — тоже. Если бы я сделала то количество пластических операций, о которых писали… Только нос, губы и грудь.

С другой стороны, если я захочу пересадить грудь на спину, это будет только мое дело. Мне все равно, что подумают другие. Недавно вот взяла и удалила все татуировки. Первую я сделала в двадцать семь, и это было событие. Теперь они есть у всех и это…

— Скучно?

— Именно. И еще я не люблю, когда мне кто­то рассказывает, что что­то недопустимо. Почему нет? Этому меня научила мама, и еще тому…

Она не успевает закончить мысль, их прерывают: режиссер просит актрис идти на грим и переодеваться. Он начинает подготовку к сцене разговора за барной стойкой Руби Шеридан и ее внучки Софи.

…Мама Шер, Джорджия, до сих пор вспоминает, как потели ее руки, когда она ждала своей очереди в приемной врача. Рядом с ней сидела ее мать Линда, которая родила ее в тринадцать лет. Дочь вернулась к ней беременная, разведясь с Джоном Саркисяном после двух месяцев брака.

По дороге в клинику Линда, в которой текла кровь индейцев племени чероки, еще раз объяснила дочери, что с ребенком сделать карьеру актрисы и певицы будет сложнее, поэтому, когда дверь открылась и врач пригласил девятнадцатилетнюю девушку в кабинет, она решительно взобралась на кресло. Она очень хотела сниматься в кино… Решение сохранить дочери жизнь пришло в самый последний момент.

«Я не могу этого сделать. Мне все равно, что будет дальше. Я просто не могу», — выпалила она. Линда отправила ее обратно к мужу в Калифорнию, они снова поженились, и в мае 1946­го родилась Шерилин, имя которой было образовано из двух имен: Шерил, дочери любимой актрисы ее мамы Ланы Тернер, и имени ее матери Линды.

Работая водителем грузовика, Джон зарабатывал мало. Когда у них осталось двадцать центов на молоко, он предложил отвезти малышку в католический приют Скрентона в Пенсильвании. Пока она будет там, они заработают денег, а потом вернут дочку. Он уехал в Нью­Йорк к сестрам, которые нашли ему работу, а Джорджия устроилась на ночную смену в кафе в калифорнийском Эль­Сентро. Через две недели она вернулась за Шерилин в приют, но мать­настоятельница отказалась отдавать девочку. Она настаивала, что правильнее будет оставить ее у них, чтобы ее смог удочерить кто­нибудь побогаче. «В каком смысле вы не отдадите мне моего ребенка?» — Джорджия не плакала. Она была напугана до смерти. Что делать? Сейчас она не перестает вспоминать об этом случае и рассказывать Шер, как сильно изменилась в тот момент.

Девушка столкнулась с седовласым мужчиной в дверях городского совета — был конец рабочего дня, и он уже уходил. Она не знала, кто он, но за минуту рассказала ему о проблеме. Он оказался главой муниципалитета, но и его возможности были ограничены: «Мне сложно бороться с католической церковью. Но я тебе помогу». Шерилин воссоединилась со своей мамой только через шесть месяцев — к этому времени Джорджия развелась с Джоном во второй раз и переехала к матери в Лос­Анджелес. Линда занялась внучкой, которую очень полюбила, а ее дочь, урожденная Джеки Джин, официально сменила не только имя, но и фамилию, став Джорджией Пелман, и пошла покорять мир. Она победила в двух конкурсах красоты, поступила на актерские курсы и получила роль в фильме «Асфальтовые джунгли». Но в последний момент продюсеры картины решили снимать другую актрису, Мэрилин Монро.

Маленькая Шерилин, гуляя с мамой по Голливуду, обожала, когда прохожие останавливали их и спрашивали у нее, не звезда ли ее мама? Конечно, она была звездой. Но только в ее понимании. Несмотря на то что Джорджия обладала характерным низким голосом и была исключительно красивой, она так и не сделала карьеры ни на эстраде, ни в кино.

Она учила дочку петь и рисовать, и уже в четыре года девочка знала, кем хочет быть — например, известной художницей. И главным было слово «известная». И еще — быть хотя бы немножко такой, как мама. Приблизиться к ее красоте, очарованию, наивности. От комбинации этих качеств мужчины теряли голову и немедля предлагали Джорджии замужество. От третьего брака у нее родилась дочь Джорджанна — Шерилин тогда было пять лет. С этой минуты свет, который мама дарила только ей, был рассеян между двумя девочками, и Шерилин казалось, что ее совсем забыли… Чем старше она становилась, тем очевиднее для нее была правда: ей никогда не быть такой красивой, как мама. Как это возможно с таким большим носом с горбинкой, кривыми зубами и странной внешностью?

Однажды Джорджии позвонили из полиции и офицер сообщил, что ее дочь задержана. Оказалось, тринадцатилетняя Шерилин по просьбе одноклассника помогла переставить на парковке машину его родителей, чтобы другой автомобиль мог выехать, и вернулась только через час — они с другом решили прокатиться по округе, заехать что­нибудь перекусить… Конечно, его отец подумал, что машину угнали. Джорджия примчалась в участок, где сидела Шерилин с перепуганными глазами. «Это недоразумение, — объяснила мать, — она никогда бы так не поступила». Вернувшись домой, она усадила дочь перед собой и объяснила, почему всегда нужно думать, прежде чем что­то сделать.

— Ты гораздо умнее, чем тебе самой кажется, — Джорджия взяла ладони дочери в свои. — Но всегда оценивай себя объективно: ты вряд ли будешь самой умной в мире, самой красивой в мире ты не станешь, и вряд ли — самой талантливой. Но, родная, поверь, ты будешь особенной. Ты уже особенная.

Шерилин слушала ее, совершенно не чувствуя себя ни особенной, ни хоть сколько­нибудь умной, ни красивой.

— Ты знаешь, как поступаю я: при всей хрупкости я как машина, которая, если упирается в стену, сдает назад и едет в другом направлении. Нет тупика. Всегда можно решить, как достичь того, чего ты хочешь, — сказала она, имея в виду и свой опыт — она снова собиралась выходить замуж, на этот раз строго по расчету, за богатого нью­йоркского банкира Жильбера Ла Пьера, не найдя в прежних отношениях ни любви, ни достатка, который бы позволял ей растить детей в нормальных условиях.

— А если… То, что я хочу, никому не нужно? Или не по душе?

— Всем всегда что­то будет не нравиться, — улыбнулась Джорджия. — Ты ответственна лишь перед собой. Ответственна быть хорошей, доброй. Знай, что Бог точно одобряет все, что ты делаешь.

Эту фразу, сказанную мамой: «Бог точно одобряет все, что ты делаешь прямо сейчас», Шер впоследствии написала и поместила в спальне над зеркалом — и сколько бы она не меняла домов — девиз перемещался вслед за ней. Она и до сих пор там: в ее особняке, оформленном в восточном стиле, в Малибу. В доме по соседству живет ее мама.

…Шер смотрит на себя в зеркало: «О’кей. Я довольна». В туфлях на шпильке, в белом костюме, с тростью и в белом парике, который, как и все, что она носит, призван оберегать ее шикарные длинные волосы, она готова к съемке. Они с Амандой присаживаются за барную стойку, и режиссер обсуждает с ними сцену. С ними здоровается актер эпизодической роли, который должен спросить у героини Шер: «Ну что? Скоро станете бабулей?»

— Внимание! — командует Ол так, чтобы слышали все на площадке — и массовка, и Доминик Купер, играющий жениха Софи, и Колин Ферт, один из потенциально возможных отцов девушки. — Мы снимаем Шер. И Аманду. Тишина.

— Шикарно! Потрясающе! — после дубля режиссер не сдерживает чувств. — Можем сделать еще один?

— Да зачем вы такое спрашиваете? Как вы скажете, так я и сделаю. Вы — режиссер, Ол. — Шер удивлена вопросу.

Они снимают еще четыре и он объявляет минутный перерыв — нужно переставить свет. К актрисам, не меняющим своего положения за стойкой, подходит Доминик.

— Я — Доминик Купер, добрый день. Хотел познакомиться с вами, Шер, — он переводит испуганный взгляд на Аманду. — Привет.

— Добрый день, — певица протягивает ему ладонь, и актер признается, что он — ее большой поклонник.

— Помилуйте. Даже я не поклонник Шер. Ее эстетические вкусы совершенно мне не близки! — заявляет она, и все смеются, а Сейфрид, напрягшаяся в присутствии Купера, расслабляется.

— Мы закончили. Шер, когда будете готовы, просто кивните, — произносит Ол, и Доминик возвращается на площадку.

— Если захочешь рассказать, что это было только что между тобой и этим парнем, — шепчет Шер, — можем после пошушукаться.

— Особо нечего рассказывать. Все было хорошо, потом плохо. Потом опять хорошо. Так два года — как раз на съемках первого фильма началось. Теперь изображаем счастливых влюбленных.

— Ситуация знакомая. Если нужен совет — я, как ты сказала, «энциклопедия жизни» и все такое, — она делает глоток минеральной воды и кивает режиссеру. Она готова.

…Что такое работать с бывшим возлюбленным, а в ее случае мужем Сонни Боно, Шер знает очень хорошо. Когда она первый раз увидела этого двадцатисемилетнего парня, ей было почти семнадцать, и он ей показался самым странным человеком на планете — кавалер Шерилин пригласил ее и ее подругу Мелиссу на двойное свидание, притащив с собой в кафе этого итальянца. У него был низкий рост и дивная прическа: нечто среднее между прической Цезаря и Наполеона. О том, что он, разумеется, родственник последнего, улыбчивый парень сообщил сходу.

— Я теперь Боно, потому что папа решил сократить фамилию… — он поднял бровь. — Ну, ты понимаешь, от какой.

Шерилин покачала головой. Откуда ей знать?

— Ну, Бонопарт, конечно…

— А ты смешной, — сказала она, и он пригласил ее на танец.

Всю неделю Шерилин думала об этом чудаке и об эффекте, который он произвел на нее, как только зашел в кафе. Ей показалось, что все остальные люди растворились в тумане. Фокус ее внимания был лишь на нем. Сонни она показалась интересной и даже милой, но он недавно развелся и ему было не до романтики. Нужно было помогать растить дочь, а значит, нужна была работа. Но его попытки продать свои песни известным исполнителям заканчивались ничем. Шерилин же бросила учебу в школе, не доучившись год, съехала от матери, сняла квартиру с четырьмя подругами и устроилась работать в кондитерскую, не оставляя мечты стать популярной. В какой сфере она могла бы прославиться, она не знала, но у нее был хороший голос. Как у мамы.

Когда она случайно столкнулась с Сонни на улице, то рассказала ему, что ищет соседку по комнате, потому что жить друг у друга на головах, как сейчас, ей надоело. Он сразу предложил переехать к нему. У него было две отдельные кровати, а если она будет убирать и готовить, то сможет жить у него бесплатно. «Как девушка ты меня не интересуешь», — прояснил ситуацию Боно, уточнив у нее, сколько ей лет. Она, не моргнув глазом, добавила себе два года: «Девятнадцать».

Готовить она не умела, но кое­как убирала. Сохраняя с ней дистанцию, Сонни приводил в квартиру девушек, и в какой­то момент это стало серьезно раздражать Шерилин. Позже он признался, что так пытался заставить ее ревновать. Джорджии девушка соврала, что живет в одной квартире со стюардессой. Поэтому каждый раз, когда мама собиралась ее навестить, просила предупредить заранее и быстро выбрасывала все вещи Боно в окно. В один из визитов она не успела выбросить все и сунула его носки и трусы в кухонный шкафчик, где держала кофе и чай.

Шерилин зашла на минуту в ванную и крикнула оттуда маме: «Я сейчас! Проходи! Сделай себе что­нибудь…» В ту же секунду ей стало ясно, что Джорджия может сделать одно из двух. Чай или кофе. А потом, что было значительно хуже, и далеко идущие выводы.

— Я сама тебе приготовлю! — вылетев из ванной, Шерилин преградила ей путь к шкафчику.

— Так. Отходи… — произнесла Джорджия, давно подозревая, что дело нечисто.

Мать тогда пригрозила засудить Сонни — хотя было не за что — но не исполнила обещанное. Ее образумил ее бывший муж и отец Шерилин Джон Саркисян, за которого она вышла замуж в третий раз…

Они стояли с Боно на пороге квартиры, обнявшись, и плакали. Скрывать было бессмысленно — для обоих это была любовь с первого взгляда. «Сон, я не смогу без тебя жить», — сказала Шерилин и вышла за дверь с чемоданом.

Она вернулась в эту квартиру через год, когда ей исполнилось восемнадцать, и вскоре они поженились. Не прекращая писать песни и веря, что прекрасный голос и неукротимую энергию Шерилин можно и просто необходимо пустить в мирное русло, то есть сделать из нее звезду, Сонни, знавший три аккорда и купивший пианино, на котором не было трех клавиш, сочинил трек «I Got You Babe» («У меня есть ты, детка»). Он принес паре, назвавшей себя вначале «Цезарь и Клео», а затем «Сонни и Шер», мировую славу в 1965‑м. Боно был вынужден петь вместе с ней — она боялась выходить на сцену одна. На удивление, его зычный голос в дуэте звучал отлично.

Разбогатев, они купили особняк в Бель-­Эйр, где Сонни продолжал писать песни, впоследствии ставшие хитами на пластинках дуэта и сольных альбомах Шер. Их отношения стали ухудшаться, когда певица поняла, что Боно контролирует каждый ее шаг как в семейной жизни (она не помнила, когда последний раз выходила из дома одна), так и в творческой: «Стань здесь. Пой так». Кроме того, почти все права на песни принадлежали ему… Если она захочет уйти, то уйдет нищей. Ее утешали две мысли: он сделал из нее профессиональную артистку, и у нее была дочь — Честити родилась в 1969‑м. Она не пропадет.

Сонни не ослабил контроль и спустя два года, когда они дебютировали с телешоу «Комедийный час Сонни и Шер», где между исполнением песен развлекали публику разговорами друг с другом. Он изображал мужа­тюфяка, а она жену­красотку, которая издевалась над ним. Не только он, но и Шер не боялась выглядеть потешно, даже нелепо, и публика от этого была в восторге. Важную роль в популярности программы играли и откровенные наряды певицы. Что в следующий раз она забудет надеть? Шер же гордилась тем, как выглядит. Ей было все равно, что о ней подумают — она усвоила мамин урок.

В 1974‑м шоу закрыли, потому что Шер ушла от Сонни — она больше не могла терпеть его диктатуру и измены. Она продолжала его любить и до последнего надеялась, что он ослабит хватку и справедливо разделит права в контракте. На прощание Боно подарил ей стих, в котором была строчка: «Ты — бабочка, которую должен видеть мир. Ты не можешь принадлежать одному».

Спустя год, через четыре дня после официального развода с Сонни, Шер импульсивно вышла замуж за музыканта Грега Оллмана, который оказался героиновым наркоманом, чего она не знала, а в 1976­м, родив от него сына Элайджу, вернулась в их с Боно телешоу — и за напряжением, которое никуда не ушло из их отношений, наблюдать было еще интереснее. Их хватило на год.

Он снова женился, открыл ресторан и стал конгрессменом. Шер разошлась с Грегом, продолжила записывать альбомы и возглавила чарты с диско­хитом «Take Me Home». Она не собиралась останавливаться. «Встань и пусть тебя сосчитают или сиди и останься незамеченной», — учила ее мама. Ударившись о стену на машине, которая везла два неудачных брака, она сдала назад и поехала покорять мир. А если мир не желал быть покоренным, она, всегда ощущавшая себя аутсайдером, открывала новые двери силой, заставляя людей на нее посмотреть, делая то, на что другие никогда бы не решились. Она рисковала и побеждала.

Дверь кино ей открыли без стука — она снялась в одиннадцати фильмах, но первой была картина «Приходи ко мне на встречу, Джимми Дин, Джимми Дин» в 1982‑м. Увидев ее в этой комедийной драме, режиссер Майк Николс был поражен ее талантом, а после радиоинтервью Шер, которое услышал по чистой случайности, был убежден, что нашел артистку на роль второго плана в «Силквуде».

— Ваше отношение к ситуации на Ближнем Востоке? — интересовался у нее ведущий.

— Слушайте, я — Шер. Певица. Шоу­вуман. Как угодно, — мягко ответила она. — Это значит, что вас не должно интересовать мое мнение об этой ситуации. Что я могу сказать на эту тему?

Николс был восхищен: она не только точно знала, кто она, но, что было более ценно, кем не является…

— Что­то я не понимаю, почему никто не упал в обморок, когда ты зашла? — Шер обнимает подругу, и они застывают в такой позе на добрую минуту.

Аманда наблюдает за воссоединением подружек и оказывается вознаграждена теплыми объятиями Мерил Стрип. «Мамма мия…», — нежно говорит она ей на ухо.

— Я так рада и в таком шоке, что ты здесь, — улыбается звезда, глядя на Шер, и присаживается рядом.

— Ты не могла избежать этого клише? Аманда, она мне сказала почти ровно то же самое, когда я приехала на съемки в «Силквуде». А я ведь не хотела ехать. Мерил, ты этого даже не знаешь. Если бы не моя сестра… Я выбрасывала вещи из машины, а она их пихала обратно, называя меня дурой набитой. Но я просто не могла представить, как это я поеду играть со Стрип! Лучшей актрисой нашего времени и вообще.

— Это правда, — подтверждает Аманда.

— Ох, замолчи, Шерилин. Ты смешна, — произносит Мерил. — Ничего что ты через пять лет получила «Оскар»? Я так хотела, чтобы ты победила. И ты вышла в том убийственном наряде, хотя тебе Академия и прислала буклет «Как одеться на церемонию как серьезная актриса», но когда ты кого слушала. И ты произнесла ту речь…

— А что вы сказали?

— Я ее помню дословно. Склероза у меня нет. «Когда я была маленькой, мама сказала: «Ты — особенная. И я хочу, чтобы ты состоялась». То, что я получила «Оскар», еще не значит, что это произошло. Но, мне кажется, я на пути».

— Серьезно, я плакала. И сейчас заплачу, — Мерил смотрит на подругу с восхищением. — А потом мы поехали со всеми нашими к тебе и заказали пиццу, помнишь?

— Я же говорю, склероза у меня нет, — Шер наклоняется и шепчет Стрип на ухо: — Но все мое тело болит…

— Мы это обсудим позже, бабуля, — громко говорит Мерил и встает. — Я вас оставлю, девочки.

Она удаляется, а Шер рассказывает Аманде, что после «Силквуда» они с Мерил были неразлучны, а когда она переехала в Нью-­Йорк, то каждый день ходила к Стрип в гости. Историю, как однажды подруга предложила ей пойти вдвоем за мороженым и они спасли человека от ограбления, она вспоминала с особенным воодушевлением. Несмотря на то, что Шер пыталась отговорить Мерил ходить туда вдвоем — район был небезопасный — отчаянная актриса уверила ее, что все будет в порядке. Как только они свернули за угол, то увидели бугая, который рвал с девушки украшения.

Когда Стрип, не думая, побежала на него с воплем «Отпусти ее немедленно!», подруга, на шпильках, бросилась за ней. Как тогда, так и сейчас Шер сложно определить, чего именно испугался двухметровый чурбан, но он бросился наутек. Девушка, наблюдавшая за происходящим, кричала во весь голос. Вначале от ужаса, а потом от восторга, когда поняла, кто именно ее спас. Слушая этот эмоциональный пересказ, Аманда смеялась до слез.

— У нас столько всего было… — произнесла, смеясь, Шер. — С момента знакомства было ясно, что это на всю жизнь. Представь, к нам на съемки в Техас приехал на один день ее муж Дон с сыном Генри. И она мне говорит своим самым нежным голосом: «Нам нужно побыть вдвоем, пожалуйста, забери моего сына к себе на вечер». Это был не просто вечер, Аманда. Это был Хэллоуин! Я, конечно, забрала. А через девять месяцев она родила дочь Мэми. И кому надо сказать спасибо?

Когда у Шер родилась дочь, она не знала, каких богов благодарить — после четырех выкидышей, наконец такое счастье. Это было лучшее, что с ней случилось за двадцать три года. Имя девочке придумал Боно — белокурое создание с ангельским лицом могли звать только Честити («целомудрие»). Для Шер она была маленькой куколкой, которой она покупала платьица и туфельки и с гордостью показывала миру. В конце их телепрограммы трехлетняя Честити, сидя на руках у отца, произносила фразу: «Всем спокойной ночи. Благослови вас Бог», а певица смотрела на нее с обожанием. Она не хотела оставлять ее ни на минуту, поэтому ребенок ездил на гастроли вместе с ними.

Для девочки мир выглядел иначе: участие в телешоу родителей было для нее пыткой, а от внимания, направленного на Сонни и Шер, а значит, и на нее, ей хотелось забиться в дальний угол их огромного дома. Как­то она чуть не инсценировала свою смерть — хотела посмотреть, расстроится ли мама. Или даже так: заметит ли она вообще, что ее нет? В редкие моменты, когда они вдвоем оставались дома и играли, дочь рассказывала Шер, что ее на самом деле зовут Фред. Когда мама объясняла, что это не так, девочка настаивала: «Я — мальчик. Фред».

Тогда певица не придала этому большого значения, но со временем стала замечать, что ее дочь действительно отличается от других девочек. Она не любила платья и не играла в куклы, а когда они разошлись с Сонни, предпочитала бывать у отца: они играли в футбол, и ее мальчишеское поведение не вызывало у него ни тревоги, ни отторжения, ни страха. Чем старше становилась Честити, тем сильнее чувствовала себя чужой в женском теле.

Отношения с Шер с годами накалялись: «Ты можешь быть просто мамой, нормальным человеком, а не Шер? — кричала ей тринадцатилетняя дочь. — Чтобы на прогулке я не чувствовала себя как в зоопарке, когда вокруг все орут: «Шер! Шер!» Певица отвечала ей правду: нет, она не может. Пыталась объяснить, что ее карьера и ее материнская любовь — разные вещи, и она старается делать все, чтобы Честити не чувствовала себя обделенной вниманием, которое иногда было даже чрезмерным: однажды Шер повела ее в магазин, чтобы купить сразу двадцать пар туфель. «Тебе не кажется, что это уже перебор?» — охладила ее пыл дочь и вышла из магазина, обутая в мужские ботинки, которые певица ненавидела.

В свою очередь, Честити раздражал эпатаж Шер. Когда она заявила, что сделает ирокез, девушка умоляла мать­бунтарку остановиться. Когда Шер показала дочери придуманный ею костюм, не оставлявший места для воображения, в котором собралась сниматься в клипе «If I Could Turn Back Time», не поняла и этого. Двух более не похожих друг на друга людей сложно было найти. В какой­то момент они практически перестали общаться.

Чтобы выйти из депрессии, Честити создала группу — у нее был хороший голос и на сцене она выглядела женственно: длинные волосы, макияж. В тот момент когда Шер подумала, что ее блажь с игрой в мальчика прошла, она застала дочь с ее подругой в их гостиной на диване… Мать была в ярости и выгнала дочь из дома. Она, конечно, догадывалась, что Честити — лесбиянка. Но одно дело предполагать и молить Бога, чтобы это было неправдой, а другое — убедиться воочию.

Честити сразу поехала к Джорджии. Бабушка была единственной, кто любил и принимал ее безусловно. Она и Сонни были первыми, кому она рассказала о своей ориентации задолго до инцидента, и они поддержали ее. Первый шаг к примирению сделала Шер, сходу обвинив дочь в предательстве: как Честити могла рассказать о своей «тайне» всем, кроме нее?

— Это моя вина. Я знаю, — говорила Шер. — Если бы я уделяла тебе больше внимания, ты бы такой не стала.

— Мама, это вообще тут ни при чем, — объясняла ей восемнадцатилетняя дочь. — Тебе надо принять, что я — не часть тебя. И не должна быть такой, как ты. Да и кто может с тобой сравниться. Ты — особенная.

— Нет, это ты особенная, — уверяла певица, обняв дочь. — Просто… Как это отразится на моей карьере? Что напишет пресса? Мы — публичные люди. Ты не сможешь это скрывать постоянно…

Девушка замерла. Во­первых, она совершенно не планировала это скрывать, во‑вторых, она впервые видела Шер, которую интересовало чье­либо мнение, кроме собственного, которую волновало, что о ней подумают люди. В тот же год, в 1990­м, без ведома Честити таблоиды поставили ее фото на свои обложки и написали, что дочь знаменитой певицы гомосексуальна.

Шер постаралась тогда ее поддержать, как могла… То есть не привлекая внимания прессы. Но, к удивлению Честити, позитивно отнеслась к ее признанию, что она встречается с Джоан, подругой детства Шер, которая была на двадцать три года старше девушки. Певица видела, что ее прекрасная и добрая подруга обожает ее дочь, сможет многому ее научить и не причинит зла.

Через два года Джоан, от которой, бросив музыку, Честити не отходила все это время ни на шаг, умерла от рака, и жизнь девушки оказалась под угрозой. Она стала принимать обезболивающие, предназначавшиеся любимой. Ее спасла Шер, настояв на лечении. Тогда Честити призналась маме, что жизнь в женском теле для нее — это ежедневная боль и пытка.

Спустя четырнадцать лет, в 2008-­м, дочь приняла кардинальное решение, поставив Шер перед фактом: она собирается сменить пол. Она начнет принимать мужские гормоны, удалит грудь и станет мужчиной по имени Чез. Шер была в ужасе. Позвонив дочери через несколько дней, чтобы попытаться отговорить, певица услышала на автоответчике ее «старый», женский голос, и у нее случилась истерика: она больше никогда в жизни не услышит голоса своей девочки. Шер попросила Честити сохранить для нее эту запись и прекратить с ней общение на все время трансгендерного перехода. Ее сердце просто могло не выдержать этого. Больше всего ей тогда хотелось, чтобы пережить это все ей помог лишь один человек в мире. Но Сонни погиб десять лет назад, катаясь на лыжах…

После операции по удалению груди Дженнифер, девушка Честити, позвонила Шер и дала трубку ее дочери, которая еще не совсем отошла от наркоза. Только услышав родной, такой знакомый и уже незнакомый голос, Шер успокоилась. Она должна была убедиться, что операция не навредила жизни ее ребенка. Они встретились лишь спустя два года на премьере «Бурлеска», в котором снялась Шер, и певица сразу же ошиблась, назвав теперь уже своего сына Чеза Сальваторе Боно местоимением «она».

Думая, что никогда не сможет оправиться от шока, Шер очень медленно поняла и приняла эту ситуацию. Она любит Честити, какой — или каким — бы она ни была. Их отношения сейчас лучше, чем когда бы то ни было, и певица поддерживает Чеза в его писательской и актерской карьере. Как и младшего сына Элайджу. Несмотря на напряженные отношения в прошлом, теперь все иначе, и он все чаще бывает на семейных торжествах. Талантливый художник и успешный музыкант в юности пережил героиновую зависимость, как его отец, но выкарабкался из бездны и женился пять лет назад. Но дождется ли она, чтобы ее кто­то в жизни, а не в кино, назвал бабушкой?..

— Сколько тебе лет? — спрашивает Шер у Энди, пока идет подготовка к съемке песни «Fernando».

— Шестдесят один, — Гарсиа расплывается в улыбке — за неделю, что они знакомы, он очарован не только ее прямотой, но и чувством юмора, и умом, хотя наличие последнего Шер и пытается скрыть.

— Юнец… Волнуюсь. Ты мне поможешь, если что? Я так нервничаю, что и текст песни могу забыть, и вообще как играть.

— Я помогу, Шер, — уверяет актер.

— Вот мы снялись с Амандой, и, знаешь, все сказали, что я была очаровательной и смешной. Не знаю… Надеюсь, у меня получилось произвести хоть какое­то впечатление в кино на восьмом десятке. А ты знаешь, что моя мама начала карьеру несколько лет назад?

Восемдесят лет мечтать стать профессиональной певицей и осуществить мечту в столь почтенном возрасте могла только Джорджия. В пятьдесят один год она влюбилась в тридцатилетнего мужчину, и он настоял на записи ее первого альбома. Тогда диск не был издан, ее пути с возлюбленным разошлись, чтобы снова сойтись в 2012‑м. Под руководством Шер начатое было доведено до конца. Ее маме было восемьдесят шесть — и это был прекрасный возраст для дебюта и возобновления отношений с любимым.

Шер рассталась со вторым мужем после четырех лет мятежных отношений, потому что боялась оставлять сына наедине с наркоманом. С тех пор ее любовниками были и Том Круз, и Вэл Килмер, и Эрик Клептон. Она пыталась строить серьезные отношения, но романы длились не дольше двух лет. Те, кто бросал ее, не выдерживал статуса «мистер Шер», когда нужно подстраиваться под ее графики, ее гастроли, ее дела.

Она же уходила из отношений, когда переставала верить, что мужчина по-­настоящему любит ее, когда внезапно ощущала, что, возможно, и не достойна любви. Причиной такого убеждения был ее отец, который даже не вспоминал о ее существовании, пока ей не исполнилось одиннадцать. Раз отец не любил ее, думала Шер, как может полюбить другой мужчина?

Роб Камиллетти, 22-­летний пекарь, а впоследствии пилот, которого она встретила в сорок лет, был единственным, кто убедил ее в обратном. Они прожили вместе три года, а затем еще в течение двенадцати лет несколько раз возобновляли отношения. Когда они расстались окончательно, она была разбита.

Лучший мужчина в ее жизни, которого она обожала и страстно любила, который заботу о ней считал своей главной задачей и не уставал напоминать ей, как она прекрасна, который любил в ней не звезду, а женщину, не боялся сплетен и легко относился к перепадам ее настроения, уходя, когда она начинала закипать, и возвращаясь с ее любимым печеньем, — был больше не с ней.

С ним она жила в ее идеальном мире. Романтичном, наивном, с ужинами при свечах или с пиццей на заказ. Через несколько лет после их разрыва она сама познакомилась с заинтересовавшим ее мужчиной — комиком Роном Зиммерманом, написав ему сообщение в фейсбуке. С Роном они дружат до сих пор, и в одном из недавних разговоров он признался, что всегда хотел жениться на ней, но ему не хватило смелости.

Мама Шер не оставляет надежды погулять на третьей свадьбе дочери. «Если даже трава пробивается сквозь асфальт, то и любовь найдет к тебе дорогу», — говорит она и напоминает: — Нет такого закона, что после определенного возраста человек должен перестать быть счастливым, должен перестать мечтать и должен тихо ждать смерти».

В 80‑х один журналист предположил, что в случае ядерной войны в мире выживут только тараканы и Шер. Женщина­кошка с девятью жизнями, покорившая время, отнеслась к этому высказыванию с пониманием и иронией — и купила себе участок на парижском кладбище Пер-­Лашез.

Но пока Шер верит в удачу, которая всегда сопутствовала ей и без которой ее жизнь была бы совсем другой. Она ей нужна сейчас, как никогда: ей нужно закончить новый сольный альбом, песни к которому уже записаны, и начинать готовиться к туру по Австралии, который стартует в конце сентября и будет ее последним, прощальным туром. Впрочем, как и несколько предыдущих. Каждый из них действительно должен был стать финальным — она не кривила душой. Просто Шер не ожидала, что публика захочет увидеть ее вновь. Ее? Когда в мире столько гораздо более талантливых артистов.

Возможно, когда­нибудь она решит, что сказала миру все, уйдет на пенсию и станет старушкой, путешествующей по горам Тибета. Но это будет «когда­нибудь». Для начала в сентябре она поедет в турне, которое, она уверена, абсолютно точно будет последним. Или нет.

---

Материал впервые опубликован в журнале “Караван историй” №8, 2018

Смотрите также:

Как Николь Кидман нашла настоящую любовь после ада с Томом Крузом

Пять неудачных романов Камерон Диас на пути к счастливому браку

Элизабет Тейлор: последняя богиня Голливуда