Юрий Горбунов расскрыл секрет их с Катей Осадчей семейной идиллии

Тунис: как дома

Первый раз за границу я попал, когда мы стали ездить торговать в польские города Жешув и Краков, как это делали многие в 90-­х. Продавали все: от водки до отверток. Оттуда я привозил джинсы, магнитофон и жвачки. Потом, когда служил в театре в Ивано­-Франковске, с друзьями поехал в Германию – пробовали устроиться на сбор яблок.

И только когда я уже работал на телевидении в Киеве, начались командировки. Первой была поездка на неделю в Тунис. Это было очень круто! Потому что мы там снимали, а чтобы это делать в той закрытой тогда стране, нужны были разрешения. И они у нас были – от трех министерств.

Но, даже несмотря на это, у нас проверяли документы каждые пятнадцать минут, проверок было не менее пятидесяти. Проверявшие не верили, что у нас эти разрешения есть. И все это продолжалось, даже невзирая на то, что с нами ездил представитель – украинка, которая вышла замуж за тунисца.

Мы побывали там в удивительных местах. Поехали туда, где Стивен Спилберг снимал поверхность Луны и где живут берберы – под землей! Это выглядит так: в земле вырыта большая яма, в глубину метра четыре, и вниз ведет лестница. И там они роют столько комнат, сколько им надо.

Нас пригласили в спальню, и меня поразило, что она была идентична спальне любой гуцульской семьи. Вышитые подушки, «рушники», под ними – портрет родителей, под кроватью – гуцульский кылым, который хозяин так и называл – «килим».

Позже похожее ощущение возвращения на родину у меня было и в ЮАР – там попадаешь одновременно и в пустыню, и в «Украину», с прудами, утками и ивами. Может, это так, потому что мы находимся с ЮАР на одной параллели, несмотря на то что лететь туда двенадцать часов? Сильнее же всего чувство «дома» я всегда испытываю на Сицилии. Мне даже кажется, что я там когда-­то жил…

Но вспоминаю Тунис я не только из-­за ощущения чего-­то родного. Он поразил меня обычаями, которые хорошо бы украинцам перенять: когда наступает десять вечера, муж и жена занимаются сексом, потому что наступило десять вечера. Хотя накануне они поругались, но настало десять и ссора забыта. На время. Утром они проснулись и доругиваются. А чтобы ссор не было, – и это тоже нам надо взять на заметку, – после работы мужчины не идут домой. Они идут в чайные и, общаясь за чаем с друзьями, оставляют там все свои проблемы.

Украина: машиной – к морю, на дизеле – в горы

Каникулы в детстве были всегда счастливым для меня временем. Каждое лето я ездил в село либо, когда папа купил автомобиль, мы отправлялись на две недели в Каролино­Бугаз или другие места под Одессу – и жили там в палатках у моря! Это было потрясающе.

Утром, помню, еще спишь, а в палатке становится жарко, ощущаешь, как пахнет еда на костре, а папа говорит: «Давай уже просыпайся, солнце встало…» А потом купаешься в море и ешь арбуз на пляже…

Остальное время летних каникул я пропадал на речке Быстрица­-Солотвинская, рядом с которой мы жили. Утром смот­ришь: солнце светит – и уже знаешь, что целый день будешь на речке. Мама готовила мне с собой бутерброды, и я бежал туда.

Был еще и пионерский лагерь «Будівельник» под Ивано-­Франковском, куда у папы были квоты, но я не очень любил туда ездить – все время хотел вернуться домой, к друзьям во дворе. Мне не нравилось ходить строем. Один раз я даже добыл до пионерского костра, но и он мне не понравился.

А каждую субботу – и летом, и зимой – я с друзьями садился на дизельный поезд «Червона рута» и ехал в Яремче кататься на санках. Хотя это были даже не санки. Это называлось «кататься на клеенках». Первый человек садился на длинную клеенку, брал ее за передний край и держал обеими руками, а остальные держались за предыдущего и так, паровозиком, съезжали.

Вечером мы опять садились в тот же поезд и возвращались домой. С утра в воскресенье все повторялось. Поэтому теперь мне совсем не удивительно, что, учитывая эти поездки в заснеженные горы в детстве, мне сейчас хочется больше «в лето».