Я не обижаюсь на родителей, хотя в детстве, конечно, мне хотелось, чтобы они чаще были рядом. Мы много говорили на эту тему, и ко мне довольно рано пришло осознание, что для абсолютного счастья человеку необходима в том числе и личная самореализация.

Оля Полякова в 1989 году
Оле Поляковой – 5 лет

Сейчас я понимаю маму, как никто другой. Я делаю карьеру и не могу проводить с детьми столько времени, сколько хотелось бы. Когда муж заводит разговор о третьем ребенке – он хочет мальчика, – я понимаю, что это было бы несправедливо по отношению к будущему малышу. Я даже не смогу кормить грудью из­за нехватки времени. Меня просто физически нет дома.

С одной стороны, мне жаль, что я упускаю многие моменты взросления Маши и Алисы. С другой – у родителей должна быть своя жизнь. Я считаю, что лучше иметь рядом состоявшуюся, спокойную, удовлетворенную маму, чем издерганную нереализованную истеричку.

Каждую свободную секунду я провожу с детьми. В отпуске и на выходных никогда не беру няню. Всегда с дочками отдыхаю сама. Свое отсутствие я стараюсь компенсировать усиленным вниманием и, естественно, подарками.

Оля Полякова с дочкой Машей
Оля Полякова с дочкой Машей в проекте “Берегите чувства”, 2015 год

Есть мнение, что у работающих родителей нарушен контакт с детьми во взрослом возрасте. Это неправда! У меня с мамой невероятные отношения. И я делаю все, чтобы такое же понимание было у нас с Машей и Алисой. Я только сейчас стала понимать, как непросто было маме с моей требовательностью и бескомпромиссностью. Если одни идут к цели, не замечая препятствий, то я при этом еще и никогда не утруждалась лишними объяснениями, что и для чего делаю.

Был однажды случай. В летнее время, лет с пяти, мама меня всегда брала с собой в пионерлагерь. И вот как­-то я прибежала к ней в медпункт и говорю: «Дай мне белые носки!» Без подробностей. Быстро дай – и все тут! Конечно, по утрам мама меня одевала во все чистенькое-­беленькое, но вокруг был лес, и уже к обеду я была по колено в грязи. Стирали тогда вручную, и мама за мной просто никак не успевала. Вот и сказала, чтобы я ходила так до вечера, а чистые белые носки будут завтра.

Но я, ничего не объясняя, устроила скандал – кричала, рыдала, в итоге получила по заднице, с тем и ушла. Мама расстроилась, вышла на улицу и услышала, как где-­то недалеко сорванным, заплаканным голосом ее девочка поет «Выглянуло солнышко…». Вот так она и узнала, что у меня был концерт и мне нужна была «сценическая» одежда.

Вы так любили музыку, что готовы были на все? Насколько я знаю, вы самостоятельно и единолично приняли решение после школы поступать в училище…

О, это было гораздо позже. Сначала я самостоятельно записалась в музыкальную школу. К нам в обычную общеобразовательную пришли учителя из музыкалки, провели «прослушивание», я что-­то им спела, прохлопала ритм, и меня взяли. Мамы тогда рядом не было, а бабушку я просто поставила в известность, что теперь ей надо платить семнадцать рублей в месяц за еще одну мою учебу.

Осваивать фортепиано мне пришлось с помощью мела и крышки серванта, так как в первый год никому не пришло в голову купить мне инструмент! Так и играла – по нарисованным клавишам. Но уже во втором классе мне купили пианино «Украина», оно до сих пор стоит в нашей винницкой квартире.

Не могу сказать, что я обожала заниматься музыкой или мечтала связать с ней свое будущее. Бывало всякое: как и многие дети, я тоже часто отлынивала от занятий. Но стоило маме пригрозить, что мы продадим фортепиано и на его место поставим кровать, я начинала так усердно заниматься, что переигрывала руку.

Оля Полякова

Одно время я даже в гипсе ходила, так как не могла выработать систему. Ведь, чтобы сухожилия привыкли, дети должны заниматься хотя бы два часа в день, а я металась из крайности в крайность. Перед концертами могла по десять часов играть! Так и заработала травму руки. Сколько лет прошло, а она и сейчас на погоду иногда ноет, дает о себе знать.