Киллиану Мерфи – 46 лет: личная жизнь звезды “Острых козырьков”

Сегодня, 25 мая, у ирландского актера Киллиана Мерфи день рождения – 46 лет. Он знаменит – хватило бы ролей в сериале “Острые козырьки” и трилогии о Бэтмене, чтобы прославиться. Он красив особой романтичной красотой.

Зачастую рука об руку со славой и привлекательностью ходят разгульный образ жизни и неверность. Но это точно не о Киллиане. Мерфи променял шумный Лондон на тихий дом в Ирландии, а звездные вечеринки – на пробежки с собакой и счастливые мгновения с женой и детьми. “Караван историй” рассказывает о главной и верной любви Киллиана Мерфи.

---

Утренняя прохлада заставила натянуть одеяло на голову. Под боком недовольно заворчали. Киллиан приоткрыл глаз: так и есть, Спайни опять пробралась к ним с Ивонн в постель и нагло разлеглась посередине. На ее морде застыло выражение абсолютной уверенности, что она на своем месте. Киллиан вытянул руку и обнял собаку и жену. Какое это невероятное счастье – вот такие сцены по утрам! И он чуть было не прощелкал его…

Память подтягивает картину из детства. Он на цыпочках крадется по коридору. За ним, сопя и сдерживая дыхание, гуськом топочут Пэйди, Орла и Сайл. Четверка останавливается у дверей спальни мамы и папы, Маленький Киллиан заглядывает в замочную скважину. Затем машет сестрам и брату: путь свободен! Детвора просачивается в приоткрытую дверь и юркает под одеяло к родителям, начинается возня и толкотня, пока отец с притворной строгостью не восклицает: «А ну-­ка! Кто первым добежит до зубной щетки, получит самый большой кусок пудинга!»

…Киллиан осторожно, стараясь не разбудить Ивонн и мальчишек, выбрался из-­под одеяла. Спайни выскользнула вслед за хозяином и завиляла хвостом, увидев в его руках поводок. Собаку они с Ивонн покупали сыновьям, хотя, положа руку на сердце, золотистый лабрадор был его мечтой с детства.

– …Мама, папа, вы обещали, что, когда Орла подрастет, вы подарите нам собаку!

– Сынок, мы готовы сдержать свое обещание, но готов ли ты сдержать свое и заботиться о собаке самостоятельно? Теперь, когда ты каждый день пропадаешь в своем театральном кружке? Ты должен сделать выбор: собака или театр.

Киллиан затих. Занятия в театральном кружке занимают все его свободное время. Действительно, времени на собаку не будет совершенно. А отказаться от магии театральных подмостков он не готов.

В театр в своем городе Киллиан впервые попал в три года. Ему тогда особенно запомнилась громадная старинная люстра под потолком. Когда в зале открывались двери, подвески на люстре начинали тихонько колыхаться. Он все время смотрел на нее и боялся, что эта громадина на него упадет. Еще ему нравилось сидеть на бархатном стульчике, нравилось, как оркестр оглушительно исполнял вступление к пьесе, нравилось держать в руках вкусно пахнущую программку и смотреть на сцену в бабушкин изящный перламутровый бинокль. Нравилась артистка на сцене, белокурая, в красивом платье. В бинокль можно было рассмотреть даже усики у нее над верхней губой и очаровательную мушку на щеке.

Дома перед зеркалом он вертелся и повторял жесты главных героев, пел песенки, с удовольствием повторял на бис номера для гостей. Отец оборудовал для сына в саду мини­сцену, и Киллиан с братом и сестрами проводили на ней все свободное время. В ход шли тазы с ложками, игрушечные музыкальные инструменты – приветствовалось все, что могло сопроводить импровизированный спектакль звуками. «У вас растет артист!» – хором говорили друзья родителей. На один из дней рождения мальчику подарили гавайскую гитару. О, это было нечто! С «профессиональным» музыкальным сопровождением его спектакли стали куда разнообразнее: парень талантливо исполнял ирландские джигу и рил и не менее лихо наигрывал рок­композиции. Это вам не ложки с тарелками!..

Киллиан свистнул Спайни, она схватила пуллер и весело побежала за ним. Утренние пробежки с собакой – одно из самых больших удовольствий в его жизни. Он неспешно бежал по узким улочкам, вымощенным тысячелетним камнем, мимо старинных викторианских особняков с аккуратными садиками, с удовольствием вдыхая свежий бриз, доносящийся с залива. Спайни преданно трусила рядом. До носа донесся дразнящий запах свежей выпечки. Он сделал знак Спайни и вошел в пекарню. Пожилой мужчина с изрядно полысевшей копной рыжих волос уважительно поднял руку в приветственном жесте.

– О, мистер Мерфи, давно не заходили! Неужто в продолжении «Козырьков» снимались? Мы с женой, по правде сказать, заждались, очень переживаем за вашего Томми, так хочется, чтобы он опять встретил свое счастье, как было с Грейс.

– Нет, мистер О’Дин, не могу вас порадовать, придется вам пока довольствоваться тем, что Томми успел наворотить, – Киллиан засмеялся, панибратство старого пекаря ничуть не досаждало ему. – А сделайте мне ваш фирменный кофе, мистер О’Дин.

– Пожалуйста, мистер Мерфи, – хозяин пекарни поставил перед ним чашку дымящегося кофе с нежной молочной пенкой. – Сегодня у нас особенный брам брак с абрикосовыми цукатами. И передайте, пожалуйста, вот этот пакетик от меня вашей очаровательной супруге и сорванцам.

Махнув рукой на прощание, Киллиан вышел. Спайни пустила слюну при виде пакета с выпечкой. В ушах звучали слова старого пекаря о том, что они с женой переживают за его героя. Почему­то именно вот такие искренние слова простых людей трогают его больше всего.

Когда­то он рвался из родного графства Корк всеми фибрами души. Успешные спектакли в местном театре и хвалебные статьи в местных газетах казались двадцатилетнему Киллиану слишком провинциальными. Хотелось восхищать изысканную публику в вечерних нарядах на именитых английских сценах, а не в городке с населением пара сотен тысяч человек. Амбиций ему было не занимать, к тому же голубоглазого красавчика с очень примечательной внешностью стали приглашать и в кино.

Когда он предложил Ивонн перебраться в Лондон, она приподняла бровь.

– Разве нельзя летать на съемки отсюда, из Ирландии, Киллиан? По­моему, здесь мы на своем месте.

– Мне кажется, малыш, в Лондоне у нас откроется второе дыхание. И у меня, и у тебя. Нет проблем сесть в самолет и через час оказаться на съемочной площадке, но возможность жить вблизи Ковент-­Гардена заставляет мое сердце биться быстрее.

Лондон для жизни оказался совсем не таким, как Лондон для туризма. Серый, влажный туман, казалось, навечно въелся в стены и улицы этого города, он пробирал до мозга костей и вызывал тоску по зеленым пейзажам Ирландии. Они с Ивонн жили в квартире с высоченными потолками и старинным камином. Возвращаясь со спектакля или съемок, он закутывался в теплый шлафрок, Ивонн протягивала ему чашку чая, и они могли часами молчать, глядя на огонь, пляшущий в камине. Ивонн показывала ему свои картины – все чаще он видел на них пастбища с овцами на фоне старинных замков.

Они с Ивонн познакомились на его концерте. Да, та самая гавайская гитара когда­то дала удивительные плоды: графство Корк рукоплескало голубоглазому парню, извлекавшему из миниатюрного инструмента просто бомбические рок­мотивы. Ивонн отличалась от поклонниц серьезным видом и какой­то несовременностью. Хрупкий стан, крепкие ноги, четко очерченная линия подбородка, тонкие губы – эта девушка не заглядывала ему томно в глаза и не пыталась соблазнить. Зайдя за кулисы после концерта, она предложила ему услуги личного стилиста.

– К твоей внешности, Киллиан, идеально подойдет одежда в синих и голубых тонах, – поймав его удивленный взгляд, она улыбнулась. – Мне, как художнику, хочется видеть в твоем образе более яркие краски.

…Спайни выжидательно уставилась на пакет с брам браком. Он погрозил ей пальцем: нет, это для Ивонн, Малачи и Каррика. Но ведь, истинная правда, для этой собаки он готов на многое! Недавно, когда Спайни заболела, он не колеблясь отменил спектакль, чтобы быть рядом с любимицей после операции. Ивонн смеялась: «Еще немного, Киллиан, и ты забудешь о кино и пойдешь в ветеринары!» Но счастливые интонации не скроешь – он видел, как расцвела жена после того, как они вернулись в Ирладию.

…Это был дождливый мартовский день. Серый, промозглый. Влага, казалось, проникла даже под кожу. Ивонн сидела у камина, зябко вытянув к пляшущему огню ноги. Рядом на полу лежала черно­белая литография: холмы, пастбище, овцы. У него сжалось сердце: то, что жена чувствует себя здесь не в своей тарелке, он знал, но чтобы настроение было совсем уж черно­белым…

– Малыш, что с тобой?

Ближе и дороже этой хрупкой женщины у него нет никого. Ивонн повернула к нему бледное лицо.

– Киллиан, у нас будет ребенок.

– Ребенок? Ивонн, ты уверена? Это правда? – он вскочил, забегал по комнате, взъерошил волосы. – Это прекрасная новость, малыш! Я счастлив безмерно!

– Киллиан, как ты думаешь, мы могли бы когда­то вернуться назад, в Ирландию? Мысль растить ребенка в каменных джунглях меня не очень радует.

– Малыш, но ведь это все меняет! Где, как не здесь, есть все условия, чтобы наш ребенок получил хорошее образование, изучал культурное наследие, имел доступ ко всем благам? Я много работаю, мои рейтинги растут, скоро мы сможем купить большой дом где­нибудь в пригороде, тебе и малышу будет раздолье.

– Милый… Скажи, то, что я не сопровождаю тебя на вечеринках и церемониях, тебя сильно огорчает?

Он внимательно всмотрелся в лицо жены. Ивонн всегда чуралась публичности, все эти необходимые дефиле на красных дорожках вызывали у нее неприятие. «Я не умею носить каблуки, я путаюсь в подоле вечернего платья!» – смеялась она. Он не настаивал, хотя очень хотелось, выходя на сцену за наградой, видеть лицо и счастливую улыбку любимой женщины. Нормальное мужское желание!

– Малыш, самое главное – твой комфорт. Ты же знаешь, как для меня важны твои желания, – он обнял Ивонн, осторожно положил руку на живот: боже правый, у них будет ребенок!

Это было удивительное время. Он пропадал на съемках, Ивонн ждала его дома, рисовала, ее картины день ото дня обретали больше ярких красок и жизнерадостности. Малачи родился незадолго до Рождества, они с Ивонн смеясь называли его подарком под елочку. Спустя два года на свет появился Каррик.

Сейчас «подарок под елочку» стоял на лужайке перед домом – рослый, розовощекий, крепкий и такой же пронзительно голубоглазый, как отец, и делал энергичные махи руками. Из окна выглянула Ивонн, улыбнулась и помахала рукой. Каррик с кофейником в руках появился на пороге дома и радостно закрутил носом.

– О, папа принес вкусненькое!

За завтраком Малачи с Карриком ссорились за лучшие куски кекса, Ивонн сердилась на обоих, Спайни скакала вокруг и оглушительно лаяла. С цветущей сливы на белоснежную скатерть от ее лая тихо осыпались лепестки. Вдали зеленело пастбище, доносилось весеннее восторженное блеянье овец. Господи, и это счастье он так долго от себя отталкивал…

В 2004-­м он получил за «28 дней спустя» приз MTV MovieAwards, в 2006-­м – «Золотой глобус» за лучшую роль в «Завтраке на Плутоне», в 2007­м – BAFTA отметила его «Восходящей звездой». Дети росли, Ивонн погрузилась в творчество и не заикалась о переезде в Ирландию. В какой момент ему стало скучно? И почему?

С Сиенной Миллер у него были приятельские отношения и не могло быть ничего другого. Но это очень волнительно, когда красивая и знаменитая блондинка выделяет тебя из всех и тебе кажется, что вот сейчас ты познаешь какой­то совершенно иной, неизведанный восторг…

Ивонн молчала, глядя на фото в глянцевом журнале: муж с Сиенной, оба навеселе, держатся за руки и улыбаются.

– Клянусь, Ивонн, у нас ничего не было! Мы просто выпили и потанцевали! – ему было противно от своих же слов.

Да, ничего не было, но вполне могло быть, ибо этот масляный взгляд, как у мартовского кота, схваченный папарацци очень четко, яснее ясного говорит о том, что он испытывал в тот момент.

– Я знаю, Киллиан, что у вас ничего не было, – голос Ивонн был очень ровным и спокойным. – Я верю, – поправила она. – Но дело не в том, что могло быть или было. Дело в том, что ты обещал, что наши дети будут иметь здесь все самое лучшее. И если что-­то подобное повторится еще хотя бы раз, то можно считать, что это «самое лучшее» – чистой воды профанация.

Это был второй сезон «Козырьков». Снимали сцену, когда братья Шелби дарят тете Полли и Эйде дом. Его словно пронзило электрическим током. Ведь это так просто – взять и купить дом. Там, куда рвется душа Ивонн. Рядом с пастбищем. Чтобы из окон было видно море. Чтобы дети росли на глазах у бабушки с дедушкой. Чтобы не терялась в хаосе дней культура сохранения семейных традиций. Где на его семью не нацелится ни один жадный до сенсаций объектив. Когда можно затопить камин даже летом и получать от этого невероятный кайф.

– …Куда мы едем, папа? – Каррик нетерпеливо ерзает на сиденьи.

– Папа сказал, что это сюрприз, – в глазах Ивонн плещется чуточку беспокойства.

– Сюрприз – это если бы вы купили нам собаку! – Малачи неистово мечтает о собаке, так же, как когда­то он сам.

Автомобиль мчится по петляющей между зеленеющих холмов дороге. Глаза Ивонн блестят непролитыми слезами, родные ирландские пейзажи всегда вызывают у нее приступы ностальгии. У нее даже фамилия самая ирландская из ирландских – Макгиннес!

– Папа, мы едем на отдых? Где мы будем жить? Там есть аттракционы? – Каррик сыплет вопросами, Малачи толкает его в бок и бубнит:

– Не нужны мне никакие аттракционы, я хочу в зоопарк.

Дорога сворачивает на узкую аллейку в окружении старых деревьев. Вдали сверкает голубизна – Дублинский пролив живописен в любую погоду, а сегодня, на сверкающем солнце, не передать сочности этих красок!

Малачи прилипает к окну: слева и справа от дороги пасутся овцы, козы, коровы. Автомобиль останавливается у старинного особняка из белого камня. На лужайке перед домом носится крохотный щенок. Малачи ахает и выскакивает из машины.

– Папа, щенок! – сын завизжал от восторга так, что песик испугался и заскулил.

Киллиан подхватил его на руки, вытащил из кармана связку ключей и протянул жене.

– С новосельем, малыш!

Солнце клонится к закату, прорывается золотыми язычками сквозь ставни в комнату. В камине мирно трепещет огонь, распространяя уютное тепло. Они с Ивонн пьют вино и смотрят на огонь, как когда­то пятнадцать лет назад в Лондоне. Только теперь у любимой женщины в глазах нет той прежней потерянности. И тот, кто тогда еще только зарождался, наверху поучает младшего брата жизни. У ног мирно посапывает собака – золотистый лабрадор, сбывшаяся мечта его детства и детства его сына.

«Уехать в двадцать лет в Англию или Америку, чтобы утвердиться и найти признание, а затем вернуться домой, – я всегда считал это регрессивным, но теперь осознаю, что это вполне естественно. Хочется быть со своими родителями, которые стареют. Хочется, чтобы дети знали свою культуру. Да, я старомоден, я больше ничем не интересуюсь, кроме работы и дома. Я не собираюсь открывать модную линейку или выпускать альбом. Я просто хочу делать свою работу хорошо, и, если это как­то подвигнет кого­то к изменению, будет здорово. Я не хочу менять мир, меня устраивает тот, который есть».

Киллиан расслабленно отпил глоток вина – кстати, вино делает отец Ивонн – и оглядел комнату. Задержал взгляд на висящей на стене над камином старенькой гавайской гитаре – той самой. В вечернюю тишину полились мелодичные звуки ирландской джиги. Разве может настоящий ирландец в такой момент исполнять что­-то другое?..

Фото: Getty Images, East News

Смотрите также:

Історія кохання Пірса Броснана та його дружини Кілі Шей Сміт у фотографіях

Навіщо Джорджу Клуні нерівний шлюб

Дэвид и Виктория Бекхэм: почему они никогда не разведутся