Не железная леди. Как Мерил Стрип пережила смерть первой любви и обрела семейное счастье

Сцены с Джоном снимались лихорадочно быстро, пока обезболивающие действовали. Впрочем, Мерил никогда до конца не знала, правда ли таблетки работают или Джон изо всех сил притворяется, чтобы не беспокоить окружающих.

После окончания съемок Казале уехал назад в Нью-Йорк, а она… отправилась в другой проект на другой континент. Контракт на участие в телесериале «Холокост» Мерил подписала за полгода до того, как узнала о болезни Джона.

Выбор оказался трудным. Можно отказаться и быть последние дни рядом с Джоном в нужде, выискивая, где бы найти средства на паллиативную помощь: медицинской страховки у него не было, а у Роберта Де Ниро, который делился своей, выплаты мизерные.

Или другой вариант – поехать и заработать достаточно денег, чтобы Джон провел недолгий остаток жизни в полном комфорте. Мерил выбрала второе, честно признавшись: «Я согласилась из-за оплаты. Мне были очень нужны деньги, и я не стесняюсь об этом сказать». После окончания съемок в Германии она со всех ног помчалась домой, к Джону, чтобы не оставлять его ни на минуту до самой смерти.

Джон умер за полгода до премьеры «Охотника на оленей», в декабре 1978-го, так и не увидев свою финальную роль на большом экране. Впрочем, его бы это мало обеспокоило. Но факт, что он не смог посмотреть на триумф «любимой девочки», точно бы расстроил.

Роль Линды в «Охотнике на оленей» принесла Мерил Стрип номинацию на «Оскар» среди лучших актрис второго плана, а «Холокост» – статуэтку «Эмми» за ведущую женскую роль в мини-сериале. «Мерил Стрип – лучшая актриса всех времен. Навсегда», – написал потом один из ведущих кинокритиков. Хотела бы она, чтобы Джон это слышал. Он бы ею гордился.

А пока она решила, что работа – то, что спасет ее от ужасающего чувства потери и одиночества. Благо после успеха предыдущих фильмов на нее обратили внимание сразу несколько режиссеров.

Съемки в «Манхэттене» Вуди Аллена и социальной драме «Крамер против Крамера» занимали кучу времени. Особенно тяжело приходилось во втором фильме. Сценарий о женщине, которая судится с бывшим мужем за опеку над ребенком, сразу понравился Мерил. Но характер ее героини Джоанны Крамер – нет. Она казалась слишком черствой, чересчур стервозной и далекой от обычной земной женщины. Дурная тетка, которая бросила своего ребенка. Будь у самой Мерил сын, она бы такого себе не позволила. А режиссер Роберт Бентон наотрез отказывался принимать то виденье персонажа, которое предлагала Стрип.

Помог партнер по фильму Дастин Хоффман. «Послушай, Роберт, а давай все-таки попробуем снять несколько сцен именно так, как предлагает Мерил. Мне кажется, должно получиться интересно», – Дастин был настойчив.

Мерил прыгнула выше головы на этих импровизированных пробах. Речь Джоанны, которая будет произнесена в суде, переписывалась несколько раз. Чтобы она была убедительной, Мерил не поленилась поднять судебные записи по схожим делам об опеке. Но результат того стоил. Сценарий переделали с учетом предложений Стрип. Однако это означало, что и все ранее снятые сцены пришлось изменить. Работать нужно было едва ли не по двадцать часов в сутки, чтобы нагнать график съемок.

Хорошо хоть, ехать никуда не надо было. Все действие происходило в Нью-Йорке.
А может, не так уж это и хорошо. Ведь после выматывающего съемочного дня Мерил возвращалась в их совместную с Джоном квартирку. А там все напоминало о нем. Его одежда в шкафу, зубная щетка на полочке в ванной, кружка с дурацкой надписью «Я люблю Манхэттен» – как это все можно было выбросить?

Мерил отчаянно цеплялась за вещи Джона, словно они могли хотя бы на миг вернуть его назад, снова помочь ощутить присутствие рядом, почувствовать ласковое прикосновение к волосам и мягкое и безумно необходимое «моя любимая девочка».

– Ты решила замуровать себя в музее имени Джона Казале? – она очень любила своего младшего братишку Гарри, но временами, как сейчас, он бывал беспардонным.
Гарри расхаживал по ее – их с Джоном! – квартире и тыкался любопытным носом во все углы, разглагольствуя о том, как это опасно и плохо – жить прошлым.
– Послушай, я тебя сюда не приглашала. Ты сам напросился в гости, поэтому, будь добр, держи свое мнение при себе, – Мерил с трудом скрывала раздражение и желание выставить брата за дверь, а то и спустить с лестницы.
– Родители за тебя волнуются. Да и я тоже. Прости за мою грубость, но Джона никто не вернет, ты обязана двигаться дальше, – Гарри примирительно погладил Мерил по плечу.

А ее словно током ударило: почти так же делал Джон в тех редких случаях, когда они ссорились. Он приходил первым и ласково касался руки, мол, ну давай уже мириться, мы оба вспылили, но я готов сделать шаг навстречу.

– Куда двигаться? Я работаю круглые сутки! У меня даже нет времени подыскать новое жилье. Не успеваю и бутерброд себе сделать с утра, не говоря об остальном, – выпалила Мерил, подумав: «Интересно, почему Гарри так повеселел? Неужто его обрадовала мысль, что сестра может помереть с голоду?»
– Вот-вот, я знал, что не зря пришел. Мой хороший приятель Дон Гаммер – он скульптор – уехал на пару месяцев в Европу. Ты можешь пожить в его квартире-студии. Я спросил уже, он не против. Правда, у него ну очень странные работы, я их плохо понимаю.

Она не знала, почему согласилась на неожиданное предложение пожить в чужой квартире. Может, потому, что не было сил спорить с братом. А возможно, потому, что подспудно понимала: Гарри прав – необходимо что-то менять.