Но постепенно, обращая внимание на факты, мне удалось его убедить. Решающую роль сыграла фотография мамы этой девушки — Юра признался, что почувствовал очень мощную энергию, идущую от нее: «Наверное, она действительно что-­то делает для своей дочери». Но это произошло позже, когда мы стали вменяемыми, тогда же я понимала, что еще немного — и мы возненавидим друг друга. Чтобы этого не случилось, собрала вещи, взяла Полину и уехала с ней в Одессу, не поставив в известность ни родителей, ни Юру. Друзья помогли нам снять квартиру, дали мне машину. Так мы жили несколько месяцев, в Киев я прилетала раз в неделю только для того, чтобы снимать «Мелораму», где никто не понимал, что со мной: я не проводила собрания, не интересовалась тем, что происходит в коллективе, — у меня просто не было на это душевных сил.

я понимала, что еще немного — и мы возненавидим друг друга. Чтобы этого не случилось, собрала вещи, взяла Полину и уехала в Одессу, никого не предупредив

Долго скрывать место, где мы находимся, было невозможно, и вскоре Юра к нам приехал. Сказал, что в день, когда я исчезла, его отношения с той девушкой закончились. Тем не менее он не мог ее уволить, поскольку чувствовал свою вину перед ней. «Она ни в чем не виновата, — говорил он мне, — это все я сам». Хотя очевидно, что женщина, захотевшая конкретного мужчину, всегда добьется своего. Несмотря на то что между ними уже ничего не было, легче мне не стало. С этой девушкой мы время от времени встречались в офисе, и она вела себя так, будто мы с ней по­прежнему конкурентки, — могла, например, закрыть дверь прямо у меня перед носом.

На меня ее поведение действовало как медленная отрава — меня подташнивало от этого, причем не только морально, но и физически. Мне не давали покоя уязвленное самолюбие и опасность, исходившая от этой девушки, а она еще в течение полутора лет работала рядом с Юрой. У нее даже началось продвижение по службе — из секретаря она превратилась в менеджера, и я ничего не могла с этим поделать.

Чтобы спастись, я начала писать песни — и благодаря этому будто бы вынимала из себя боль. А Юра, желая облегчить мои страдания и отвлечь, начал мне помогать (прежде всего нашел человека, который делал аранжировки), хотя до этого всегда говорил, что не будет жить с певицей, потому что музыки ему и на работе достаточно, дома он хочет отдыхать. Псевдоним, который я себе тогда взяла — Арктика, — связан с тем, что происходило в нашей жизни, — вот такое у меня тогда было холодное и бесстрастное эмоциональное состояние.

Ольга Горбачева Арктика
Ольга Горбачева в клипе “Арктики”

В то время я была настолько сильно погружена в свои страдания, что все делала неосознанно — меня словно вели куда-­то. Я плакала каждый день до тех пор, пока однажды не сказала себе: «Стоп! Из-­за того что я погружена в борьбу с невидимым, пропускаю все самое радостное и ценное — первые шаги и слова своей дочери. Я не помню, когда у нее появился первый зуб, как она впервые сказала: «Мама». Первый год жизни Полины прошел для меня как в бреду.

Продолжаться так больше не могло, и один умный человек подсказал мне, что нужно делать в таких случаях: если действительно имело место энергетическое воздействие на меня и Юру, разрушить его могла только любовь — против нее любое зло бессильно. Я предложила Юре молиться за эту девушку — за то, чтобы она нашла более перспективную работу, встретила мужчину своей мечты, родила детей. Не знаю, делал ли это Юра, я у него не спрашивала, но я стала заставлять себя каждый день искренне молиться за ее счастье. Через месяц девушка уволилась сама.

Спустя год мы с Никитиным поженились, но, видимо, я, по-­прежнему имея рядом доброго и всепрощающего мужчину, который готов брать на себя вину абсолютно за все, несмотря на пережитое, сама внутренне не изменилась совершенно — не сделала никаких выводов, не смягчилась, у меня осталась обида, связанная с изменой моего мужа, я так его и не простила. Отношения оставались сложными, и, прожив два года в браке, мы — на этот раз без вмешательства третьих лиц — развелись.