В Штатах, в Чикаго, жили кузены ее матери. Правдами и неправдами, с помощью пригласительных писем от американских родичей, обойдя множество инстанций, ей удалось получить визу в Америку.
– Мисс… Мисс, почему вы плачете? Что-то случилось? Вам плохо?
Она не сразу сообразила, что от нее хочет благообразная старушка, настойчиво дергающая за рукав. С английским у Айн было еще не слишком хорошо, а от волнения она и вовсе позабыла все слова.

– Все хорошо, хорошо. О’кей! О’кей, понимаете? – Айн широко улыбнулась сквозь слезы: ну как объяснить, что это всего лишь слезы восторга!
Ей говорили, что Нью-Йорк и Манхэттен потрясают, но она и представить не могла насколько. Эта мощь и величие, небоскребы, подпирающие небеса, – и все создано обычным человеческим гением. Воистину невероятный полет творческой мысли.

Казалось, что она после долгих скитаний приехала домой. Ее душа, как бабочка, вылезшая из куколки, наконец расправила крылья и готова лететь.
Равенство возможностей, которое вовсю пропагандировали на родине, на самом деле находится здесь. Именно тут ты понимаешь, что твоя жизнь в твоих руках и что возможно стать кем захочешь. Всего-то надо принимать жизнь такой, как она есть, и упорно идти к своей цели. А к цели Айн готова была двигаться, несмотря ни на что. Страсти, желания и упрямства у нее в избытке.

Визит к родственникам в Чикаго оказался недолгим. За несколько месяцев они успели до скрежета зубовного надоесть друг другу. Айн считала их слишком скучными и зашоренными, а родню бесили бесконечные занятия английским: даже ночью девушка либо отстукивала тексты на своей подержанной пишущей машинке «Ремингтон», либо расхаживала по комнате, вслух декламируя отрывки из английских писателей, желая улучшить произношение.
Впрочем, в обоюдном недовольстве нашлась и положительная сторона. Один из родственников владел небольшим кинотеатром и позволял Айн торчать там сколько душе угодно, лишь бы дома под ногами не путалась. Поэтому, когда Айн заявила, что готова ехать покорять Голливуд, все вздохнули с облегчением.