Сегодня, 13 августа, день рождения празднует актриса театра и кино, звезда костюмированной драмы “Крепостная” Олеся Жураковская. Проекты Олеся выбирает тщательно, и ее появление на экране или сцене сразу привлекает внимание зрителей. Она женщина, которая любит жизнь, семью и саму любовь. О родных людях и непростых любовных связях Олеся рассказала в интервью “Каравану историй”.


Как и у всех, у меня может быть состояние опустошения от переработки, но в моем случае оно быстро восполняется. Я очень люблю семью, музыку, путешествия. Стоит только сесть в самолет, начинается процесс восстановления сил.

В Нью-­Йорк я стараюсь ездить каждый год. Очень люблю этот город. Он для меня необыкновенный. Там живут мои друзья и родной мне человек – бабушка Галя. Не по крови. Это бабушка моей ближайшей подруги, но она просит, чтобы я ее так называла. Она мое вдохновение, потрясающая женщина, прожившая очень нелегкую жизнь, у которой я учусь каждый день, как себя позиционировать, как относиться к людям.

Олеся Жураковская
В Нью-Йорке

Моих кровных бабушек не стало очень рано. Бабушка Галя стала для меня эталоном женственности, мудрости и жизнелюбия. Они с мужем эмигрировали в шестьдесят пять лет в Америку. Многим кажется, что это уже поздно. Нет, вполне реально! Вскоре после смерти дедушки, в восемьдесят лет, она познакомилась на танцах с Володей. Вы только представьте: на танцах! Шесть лет прожили в нежности, но в прошлом году Володи не стало. Мы переживали за бабушку Галю, но она справилась.

Олеся Жураковская
С бабушкой Галей

Я стараюсь путешествовать при каждой возможности. Я урбан, городской житель, так что мне нравятся мегаполисы. Нравится динамика городской жизни и возможности, которые город дает в плане культуры, образования, общения.

И родились вы в большом городе – Киеве…

Росла я в босяцком районе – на Борщаговке. Ходила в прекрасную семьдесят шестую школу, сейчас имени Гончара. До сих пор дружу со своей школой, с директором и завучем. Вижу, как они любят и уважают детей. Такая классная школа, даже вернуться захотелось!

Но мои детские воспоминания начинаются намного раньше. Говорят, нет ярче эмоций, нежели боль и страх. Это абсолютная правда. Мои детские воспоминания начинаются с боли: в полтора года мне вырезали аппендикс, к тому же с разрывом.

Все так подробно помню, как по часам. Вечером у меня очень болел живот, мама, пытаясь утешить, читала «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкина. Когда стало невыносимо больно, сосед посадил нас в свою машину и меня повезли в больницу. Слава богу, успели спасти: гнойный перитонит.

Проснулась я одна в палате, привязанная к кровати. Родителей не пускают, есть нельзя, только негазированную водичку и леденцы давали. Врачи сказали, после выписки можно только печеные яблоки. Когда приехали домой, я стала на коленки около плиты, открыла духовку и слопала всю кастрюльку печеных яблок – до такой степени оголодала.

Семья в зоопарке, Киев, 1976 г.

Потом родители повезли меня к сестре: пока я была в больнице, ее оставили у бабушки. Так хорошо помню: захожу в дом рано утром с корзинкой, в которую мама положила фрукты, шестилетняя Оксанка просыпается, видит меня и начинает плакать…

Несмотря на эту ситуацию, чудесное у меня было детство. Дружила только с мальчиками. Они всегда придумывали новые игры – бегали по лесам, шалаши строили, все траншеи, которые под трубы копались, приспособили для войнушек. Очень классное, правильное, активное детство.

Наверное, и влюбились впервые рано, если постоянно находились в окружении мальчиков…

Я человек, который постоянно находится в состоянии влюбленности. Это мое вдохновение. Очень люблю увлечься, влюбиться, потом это состояние проходит, но во мне что­то остается гореть. Нравится мне это чувство. В партнеров иногда влюбляюсь. Это здорово!

Но первая влюбленность случилась в пятнадцать лет, в мальчика из моего района. Славе было семнадцать, он переехал с родителями из Припяти после взрыва на ЧАЭС. Он казался мне парнем небесной красоты и впоследствии сильно на меня повлиял. Если он красивый, я почему-­то сразу чувствовала себя уродиной. Смешно было потом узнать, что Слава испытывал примерно те же эмоции. Я теперь постоянно племянникам и крестникам говорю, что не нужно навешивать на себя клейма и ярлыки.

когда Слава видел меня на улице, у него случался паралич

Оказалось, когда Слава видел меня на улице, у него случался паралич. Каждое утро я ездила в техникум легкой промышленности, а он специально выезжал пораньше, чтобы успеть сесть со мной в один автобус. Мне кажется, если бы друзья нам со Славой тогда не помогли, мы бы так и ходили по улице и только смотрели друг на друга.

Однажды мы встретились с общим знакомым Петей, поздоровались, он меня остановил, взял за руку Славу и сказал: «Знакомьтесь». И в первый же день мы даже на уроки не пошли, гуляли со Славой на ВДНХ, разговаривали. Он очень повлиял на мой вкус. Например, открыл мне Led Zeppelin, Pink Floyd, Dire Straits. Родители у меня такую музыку не слушали. Они увлекались другой, но тоже прекрасной, – The Beatles, ABBA.

В школе я училась на пятерки, но отличалась плохим поведением. Мне было скучно. Есть же определенный план занятий: рассказывают материал, потом повторяют, закрепляют, сдают. Вот два этапа, которые «повторять и закреплять», я пропус­кала. Прогуливала уроки.

Мне повезло, что тогда существовали пионерские организации, я там была лидером. Поэтому, когда я уходила с уроков, шла в совет дружины и организовывала очередное мероприятие. Удивительное детское ощущение, которое взрослым людям нужно научиться сохранять, – когда нет преград, ты не ставишь себе барьеров.

Когда поступила в техникум, мы с девочками подрабатывали в подтанцовке. Наше трио приглашали на сборные концерты разных исполнителей, которые к нам приезжали: «А­-Студио», Димы Маликова, Владимира Преснякова. Не бесплатно, конечно. Артисты поют, а мы танцуем. И им хорошо, и нам весело, еще и копейку какую­то зарабатываем. Я это очень естественно воспринимала.

Я была главным комсомольцем, но при этом все считали меня наглой врушкой

Но, когда приходила в техникум и рассказывала, все мои одногруп­пники думали, что я вру. Я была главным комсомольцем, но при этом все считали меня наглой врушкой. Только когда я в ГИТИС поступила, они поняли, что каждое слово – правда, просто у меня такая необыкновенная жизнь.

Это всесильное и могучее ощущение – если что­то хочешь, обязательно делай! – до сих пор во мне. Главное – нет преград. Хочешь? Делай! И все получится.

Как же так получилось, что вы изначально поступали на технолога швейного производства, а не в театральный?

Видимо, мама тогда понимала обо мне больше, чем я сама. У нас с ней нежнейшие отношения. Были и до сих пор такими остаются. Мы договорились, что первая специальность, которую я получу, будет очень земная, – ремесло, которое при любой власти и любых жизненных обстоятельствах даст мне возможность зарабатывать. И, естественно, шитье к такому ремеслу точно относится. Мама проработала всю жизнь в пошиве одежды и как никто знала, что это такое.

Окончив восемь классов на отлично, я поступила в Киевский техникум легкой промышленности. Четыре года училась, получала повышенную стипендию, шила на заказ, параллельно танцевала. Так что зарабатывала с пятнадцати лет. Мы с девчонками любили ходить на дискотеки. Например, на знаменитую «Планету» в студенческом городке.

Однажды меня там заметил мальчик из иняза и пригласил преподавать танцы в их кружке в институте. На первом занятии было пять человек, потом – десять, а через парочку – уже больше трид­цати, негде было вместиться. И, естественно, все они платили мне. Вот так и получилось, что зарабатывать я начала рано и маме давала жару. Могла оставить записку: «Я в Москве» – и просто уехать с девочками на выходные.

У меня очень доверительные отношения с родителями – и были, и остались. Папы уже нет, вернее, есть, но не здесь. Он уже ушел. Папа строил дороги, а когда рванула чернобыльская АЭС, его туда послали одним из первых. Они с мамой были чудесной парой. Мои родители познакомились в школе. Мама была новенькой в четвертом классе, а папа учился на класс старше. Рассказывал, как стоял на ступеньках школы и увидел такой неземной красоты девочку в беленькой пушистой шапочке, что даже рот раскрыл.

После армии папа учился в Немешаево, а мама – в Киеве. Но не было дня, чтобы он не приехал к маме, какими бы ни были погода и финансовое положение. И всегда не с пустыми руками – хоть цветочек или яблочко, но привозил. Именно тем, какой он надежный, папа заслужил абсолютное доверие мамы и желание быть рядом. Несмотря на то что у нее было много поклонников.

Когда имеешь такой пример, очень сложно идти на компромисс. Я это понимаю и очень четко осознаю. Родители прожили вместе больше тридцати лет и всегда разговаривали. Для меня это значимый показатель. Они могли часами сидеть на кухне и общаться. Несмотря на то что мама любит компании, петь, разговаривать, а папе лучше почитать книжку в тишине.

Никогда не было повода конфликтовать, потому что они были друзьями, а это самое главное для брака и совместной жизни. Страсть – это прекрасно, но она заканчивается. А дружба – чувство, которое может никогда тебя не покинуть, если его строить и развивать. Папа раньше мамы вышел на пенсию, но это не стало началом конфликтов. Хотя часто мужчины комплексуют из­-за этого. Но папа взял на себя всю домашнюю работу: он чудесно готовил, утюжил белье, ждал маму с работы, кормил, ухаживал за ней.

Вы решили поступать в Москве. Это потому, что часто туда ездили и видели, как там?

Ни для кого не секрет, что театральная школа в Москве и Питере всегда была лучшей. Одна из девчонок, с которой я танцевала, уехала учиться в Гнесинское училище в Москву и постоянно твердила, чтобы я попробовала поступить в театральный институт. Она убеждала, что это мое призвание, что я точно сразу пройду. «Ну ради меня! Тебе что, тяжело?» – упрашивала подружка. Именно она меня внесла в списки, встретила на вокзале и за руку привела в ГИТИС.

Когда я туда зашла, было чувство, что я домой попала, такое родное место. Хотя первые полгода одолевала ужасная паника: это же было спонтанное решение, я не планировала заниматься актерской профессией. К тому же из своей семейной идиллии я попала в общежитие, где бегали тараканы величиной с миндальный орех. Когда я туда зашла, подумала: «Зачем я это сделала? Как я буду здесь жить?» Раздолбанные шкафы, ужасные кровати, зеленые стены, где огромными буквами написано: «Все мужики – сволочи!».

Олеся – студентка актерского факультета ГИТИСа, 1996 г.

Я где-­то нашла дверцы для шкафа, две доски положила под панцирные кровати, поскольку они проваливались до пола. Потом мама из Киева передала обои. За один день я побелила потолок, поклеила обои и разделила комнату: мы жили вдвоем с девочкой.

Сниматься мы тоже начали вместе с соседкой по комнате Ларисой еще во время учебы. Как­то приехал американский продакшен. Снимали кино на «Мосфильме» – под названием «Похороны крыс». Можете представить уровень? Я была в свите королевы крыс. Жуть несусветная, но обещали пятьдесят долларов в день. У родителей тогда зарплата была двадцать долларов в месяц! Так что нам очень хотелось поучаствовать.

На несостоявшихся съемках фильма «Похороны крыс»

И вот нас загримировали, завели на съемочную площадку и посадили по разные стороны трона – мы с Ларисой одинакового роста, длинноволосые, статные, красивые, просто кровь с молоком. Посредине должна быть главная героиня, американка. Заходит она, смотрит на нас с Ларисой и закатывает истерику. Ее долго успокаивали, но в итоге взяли нас под ручки и попросили уйти, чтобы актриса не меркла на нашем фоне. Деньги заплатили, конечно, но съемочный день наш был закончен, так и не начавшись.

Муж мне создал невыносимые условия для работы, очень ревновал. Я ушла из театра

…В Москве я прожила восемь лет, сезон проработала в Ермоловском театре. Муж мне создал невыносимые условия для работы. Мой водитель, он же охранник, стоял под репетиционной комнатой. Со мной боялись репетировать! Муж очень ревновал. Я ушла из театра, потому что внутри была убежденность: если это ранит моего любимого человека, я должна пойти ему навстречу, брошу театр и найду какое­-то другое занятие.

Я всегда была убеждена, да и сейчас тоже, что могу работать везде, где есть творческая составляющая. Думала, что так мы решим наши семейные проблемы. Ничего подобного! Не решаются так семейные проблемы. Нужно заниматься тем, что любишь, а рядом должен быть человек, который принимает тебя такой, какая ты есть. Три года ушло на попытки сначала спасти брак, а потом на ожидание, чтобы он меня просто отпустил…

Муж был патологическим ревнивцем. Ему не нравилось все: что я улыбаюсь, что у меня хорошее настроение, красивые длинные волосы и ноги, что вышла в красивой одежде. И если бы только на словах! Когда это вылилось в рукоприкладство, я совершенно четко поняла: он не остановится, ничего не изменится. Ему не нужна была причина, это уже происходило само по себе. Было больно, поскольку я очень любила этого человека.

Он у меня был кавказец, горячий, красивый

Так, как ухаживал он, не ухаживал никто и никогда. Я все вспоминаю с благодарностью. Он у меня был кавказец, горячий, красивый. И, что удивительно, когда мы познакомились, он сначала попытался надавить на меня, но я сразу сказала, что не хочу так общаться. На следующий день он искал меня по всем театральным институтам и нашел.

Сижу я под общежитием, во двор заезжает лимузин. Он выходит, извиняется и приглашает на ужин. Я соглашаюсь, но предупреждаю, что ровно в двадцать три ноль­ноль нужно быть дома, в общежитии. Он посмеялся, решил, что это все глупости, и согласился. Ужинали с его друзьями. Посидели, поели, без пятнадцати одиннадцать встаю и говорю: «Спасибо, было очень хорошо. До свидания». Он опешил, обалдел просто! Тогда понял, что на меня нельзя давить. Хотя потом все куда­-то делось…

А как все начиналось?

Изначально все было как в сказке. Он человек обес­печенный и как­то предложил, чтобы меня из института и в институт возил водитель. Хочу? Конечно, хочу! Мы с девочками каждый день ездили в лимузине и ухохатывались. Водитель, лимузин – и мы! Представляете, приезжает лимузин из общаги к институту! Какой эффект! Смешно до невозможности.

Он так интеллигентно ухаживал. Даже руки не тянул и целоваться не лез. Мне тогда именно так и нужно было. На тот момент я так устала от агрессивного приставания со стороны мужчин, а он угадал правильную тактику.

Потом я уехала на каникулы в Киев, и каждый вечер мне под дверью оставляли охапку роз. Я два месяца была дома и два месяца каждый день получала цветы. Мы с ним много по телефону разговаривали, обсуждали все на свете. В общем, сработала схема, что и с моим папой. Когда я вернулась в Москву, поняла, что очень хочу его увидеть. Я уже была готова к отношениям и встретила его как родного человека.

Он хотел, чтобы я была его женой, но в его голове это никак не совмещалось с моей профессией

Когда я оканчивала институт, он видел, каким успехом я пользуюсь как актриса, сколько предложений мне посыпалось, и, видимо, не смог с этим справиться. Он хотел, чтобы я была его женой, но в его голове это никак не совмещалось с моей профессией. И наши отношения рассыпались как карточный домик.

Я всегда говорила: «Ты же влюбился в актрису. В такую девочку, которая так странно себя ведет, яркая, привлекает внимание. Если я превращусь в серую мышку, тебе же первому стану неинтересной». Мы очень сложно расставались. Я осознавала, что он занимает в моем сердце такую нишу, которую никто другой больше никогда не займет. Когда ты человека любишь, он остается частью сердца навсегда. Те эмоции, которые ты пережил, – как кольца в стволе дерева. Все воспоминания – как из жизни другого человека. Как будто было не со мной.

Когда я пыталась уехать и закончить отношения, он меня возвращал. Какое-­то время мы жили просто как соседи. Люди, которые страстно любили друг друга и не могли рук разомкнуть, вдруг живут как соседи. Но я понимала, что только так он может меня отпустить. И это случилось практически в мой день рождения.

Он позвонил мне накануне своей свадьбы. Сказал: “я ее не люблю, как тебя”

Я вышла из дома встретиться со своей кумой. Водитель меня привез, я села на пароход, поплыла в парк Горького. И после водитель меня не нашел. Вернулась домой только в шесть утра. Это стало точкой. Тогда у нас жил его брат, и муж по мусульманской традиции в присутствии родственника три раза сказал: «Уходи».

Я забрала своего кота, швейную машинку и поехала домой. Такое было отчаяние, опустошение, очень болела душа. Трудно расставаться с человеком, которого ты по­прежнему любишь, но понимаешь, что это единственный верный вариант сохранить хоть какие­то чувства и не разрушить жизнь не только свою, но и близких.

Когда страсти улеглись, мы с ним стали общаться как друзья. Он даже позвонил мне накануне своей свадьбы. Сказал: «Мне так страшно, я же ее не люблю, как тебя». Но, видимо, ему не нужно «как меня», ему нужно по­-другому. Он был в смятении, переживал, что они не будут счастливы. Давно мы с ним уже не говорили…

Как вам удалось восстановиться после такого болезненного расставания?

Когда я вернулась в Киев, все близкие меня поддержали. Никто не задавал лишних вопросов. И, конечно, работа помогла справиться. Мне очень хотелось работать. Вернулась немного избалованная: пока училась, меня так любили, сразу пригласили в театр, мне даже не нужно было никуда ходить. У меня путь был замечательный.

Потом я приехала домой, в Киев, и опять нужно зарабатывать авторитет и статус. Помню, как сидела ночью на кухне и просила: «Господи, я не прошу, чтобы мне на голову упал миллион или богатый мужчина встретился, дай мне просто возможность работать. Я так хочу работать». Господь всегда дает шанс, просто нужно быть готовым.

Олеся с сестрой Оксаной

Я была на свадьбе у двоюродной сестры, нарядная, на каблуках, как рвз в загсе. И мне позвонили с очень срочным приглашением на кастинг. Чуть ли не завтра­послезавтра съемка должна стартовать. Не могли найти героиню для рекламного ролика. Я бросаю все, прыгаю в такси и еду на кастинг в рекламное агентство.

Быстро попробовалась и вернулась на свадьбу. И меня в эту рекламу утвердили. К тому же взяли мой актерский дубль, а не то, что было прописано в сценарии. Замечательно вышло, потом эта реклама получила много наград, ее везде крутили, как будто мой шоурилл. Не было шанса ее не заметить. И меня тоже.

мы, актеры, очень ранимые. Мы торговцы ничем. Наша работа – нечто эфемерное

Нельзя никогда сразу отказываться от предложений. Неизвестно, случилась бы еще такая реклама в моей жизни. Нужно прийти, попробовать, а не сразу носом крутить. У нас очень маленький киношный мир. И мы, актеры, очень ранимые. Мы торговцы ничем. Наша работа – нечто эфемерное.

Что такое актерство? Мы этим обладаем? Это же нельзя потрогать. Поэтому мы очень ранимы, у нас есть страх, неуверенность и обостренное восприятие действительности. Я научилась тому, что людей нужно беречь и уважать. И, даже если отказываешься, важно аргументировать почему.

А в Театр драмы и комедии как попали?

Я приехала в Киев в августе, а в октябре уже работала в театре. Искала, руководствуясь своим принципом «если хочешь – делай». Ты не узнаешь, получится ли, если не сделаешь. Ни одно желание не приходит просто так. Значит, в космосе уже есть основа, чтобы ты его реализовала.

Я ходила по театрам и хваталась за голову, потому что не хотела ни в один из них. Пока не доехала до Теат­ра драмы и комедии на Левом берегу. Смотрела спектакль «Мелкий бес» и увидела на сцене моего обожаемого, ныне покойного Виталика Линецкого, Володю Горянского и Свету Орличенко. Я смотрела на них, и у меня рождалось острейшее желание подняться к ним, на сцену. Я хотела быть именно в этом театре и работать с этими людьми. Такой максимализм!

С Виталием Линецким на съемках фильма Ахтема Сеитаблаева «Фабрика счастья», 2007 г.

Пришла в театр, постучалась в приемную, попросилась к художественному руководителю театра Эдуарду Митницкому. Говорю ему: «Хочу к вам». Рассказала о себе. Он предложил нам с еще одним парнем объединиться, приготовить отрывок и показать через неделю. Я взяла отрывок из «Укрощения строптивой», в котором видно было все: темперамент, как я двигаюсь, какой у меня голос. Потом мне рассказывали, как они совещались: «Что она будет играть, непонятно, но надо брать». Так я оказалась в театре.

Ездила туда каждый день, есть репетиции или нет. Я ходила на все спектакли, общалась с людьми, давала им возможность ко мне привык­нуть. Ведь всех смущало, что я приехала из Москвы. С таким прекрасным образованием, опытом, почему я вернулась? Я же не стала всем сразу объяснять, что развелась.

Как­то возвращалась домой, стояла на «Лыбедской» – холодно ужас! В Москве я привыкла к машине, и для меня очень сложно было оказаться без транспорта. Тогда еще маршрутки были – маленькие микроавтобусы, где я сгибалась пополам, однажды даже волосы намотало на эти отъезжающие двери. Так хотелось свой автомобиль. Любой.

С партнерами по спектаклю «Муж моей жены» Дмитрием Лаленковым и Владимиром Горянским, 2018 г.

Шила днем и ночью, не приходя в сознание. Сколотила круг клиентов и постоянно шила, параллельно работая в театре. В итоге купила старенький «Опель­кадет», назвала его «Мальчик». Потом мой сосед, который занимался автомобилями, полностью его переварил, перебрал, покрасил в ярко­желтый цвет. Три года проездила на нем и продала в полтора раза дороже.

В театре изначально я была без ролей, в сказках только появлялась. На тот момент заключили контракт всего на полгода, и мы с одним режиссером ставили спектакль. Репетировали, напридумывала ему много чего, а потом он включился на меня как на женщину. А я на него как на мужчину не включилась. С этого момента он меня перестал выпускать на сцену и репетировать со мной.

мне сказали, что контракт продлевать со мной не будут, «не оправдала  доверие»

Когда Митницкий спросил, почему меня нет в спектакле, ему ответили: «Она не справилась». За десять дней до спектак­ля мне сказали, что контракт продлевать со мной не будут, «не оправдала  доверие». А как я могла его оправдать? Я вышла из кабинета Митницкого, и у меня почва ушла из­под ног. Я же ни в какой другой театр больше не хотела.

Но я продолжала репетировать, не обращая внимания на то, продлевают со мной контракт или нет. Митницкий увидел маленький кусочек и понял, что нестыковочка вышла: я же все прекрасно умею и могу. Потом родилась «Корсиканка» – бесценный дар Алексея Лисовца, я стала работать с Митницким, все стало на свои места. Но какое­то стечение случайностей или отсутствие характера могло радикально изменить судьбу. Нужно хвататься за каждый шанс, не поз­волять себе разочаровываться, терять веру. Наша профессия основана на этом.

В прошлом году «Корсиканке» исполнилось пятнадцать. Как можно столько лет собирать аншлаги и не уставать от одного персонажа?

Тут вот какая штука.… Жить же нам не надоедает? Ведь, по сути, каждый наш день – одно и то же. Утром встала, зубы почистила, поехала на работу. Так и с театром. Это все живое, и оно никогда не повторяется. Только кажется, что одно и то же. Просто есть некая последовательность, как и в жизни.

Когда я смотрю в зал, я вижу его как единое существо. Для меня зал – это одно лицо. Такие вот метафизические труднообъяснимые вещи. Как будто ты с собеседником один на один и считываешь его выражение лица.

С Натальей Сумской и Вячеславом Довженко

Вообще интересная у нас профессия, если к ней относиться серьезно, а я именно так и отношусь. У нас есть возможность единовременно воздействовать на очень большое количество людей. Это касается и театра, и кино, и телевидения, которое по охвату аудитории ни с чем не сравнится. Поэтому очень важно, что ты транслируешь, что хочешь донести и сказать своим творчеством.

Это не значит, что нужно быть конфетно-­­розово-­кружевным, ты просто должен быть уверенным в своей сути. Если ты играешь рецидивистку, нужно понять, почему ты играешь. Чтобы показать, какой ты офигенный артист высокого уровня? Нет, ты делаешь это для того, чтобы люди посмотрели, как человек деформируется в тюрьме, и задумались над тем, почему эта нежная девочка превратилась в такое чудовище. Глубинные базовые вещи намного важнее, чем поверхностные.

Олеся Жураковская
В костюмированной драме «Крепостная» Олеся Жураковская играет кухарку Павлину

Вот и наша прекрасная «Крепостная» на СТБ вышла. Когда я играла свою Павлину, мне было интересно понять, почему она такая. Как она умудряется, будучи очень одинокой, совершенно обыкновенной, простой женщиной, столько любви в себе сохранить? Я общалась с автором идеи Талой Пристаецкой, и во многом совпадало не только актерское, но и мое человеческое представление об этой героине.

Некоторым театр – для души, кино – для заработка…

Я не разделяю. У меня в дипломе написано «актриса драматического театра и кино». Это очень гармоничные составляющие профессии. Мне в кино нравится процесс и атмосфера. Театр похож на семью, где нужно работать над отношениями, вы постоянно вместе, рождаются дети, люди женятся и разводятся, вы знаете друг о друге все. Кино – бурный роман. Вы вместе мерзли, горели, влюблялись, расставались. А потом все. Разошлись.

Театр нужен артистам, если у них есть возможность, силы и умения, чтобы повышать свой актерский уровень. Во-­первых, в театре нет дублей. Есть только один – ты его или сделал, или стратил.

С Вячеславом Довженко, сериал «Подорожники», 2018 г.

Во-­­вторых, очень ускорилось время. Сейчас играть в театре – профессиональный вызов. Люди привыкли получать огромное количество информации со спецэффектами. Удержать их внимание, просто находясь на сцене, очень сложно. И если у тебя это получается, ты профи.

В­-третьих, только театр, редко кино, имеет возможность работать с глубокими текстами, развивать твое воображение и взгляды на мир.

С Юлией Ауг на съемках “Крепостной”

Четвертое – непосредственный прямой контакт со зрителем. В кино такого нет и не будет никогда. В театре есть ты и есть публика. У вас замечательная возможность взаимодействовать. Театр – это очень круто, хотя с финансовой стороны достаточно печально.

А как в вашей жизни появилось телевидение? Четыре года вы были ведущей «Зважених та щасливих».

Прекрасный период! Это был единственный проект, который я хотела вести. Когда мне сестра показала шоу, я мысленно подумала: «Хочу вести этот проект». Вдруг мне звонят через полгода и предлагают. Изначально просто участвовать, но у меня совершенно не было мотивации. И в процессе беседы я узнала, что проект как раз планирует менять ведущую. Спросили, как я на это смотрю… Потом были пробы, которые в итоге вылились в четырехлетнее прекрасное сотрудничество.

Я с удовольствием вела проект. У меня было два двухгодичных контракта. Если после первого я четко понимала, что хочу продолжения, то после второго поняла, что все, мой путь в «Зважених та щасливих» на этом заканчивается. Четыре года – это  довольно много. Особенно когда мы уходили в съемочный период, было сложно.

Олеся Жураковская «Зважені та щасливі»
Четыре года Олеся была ведущей проекта «Зважені та щасливі». Финал четвертого сезона, 2014 г.

Я ничего не исключала: театр, кино и проект. Были дни, когда я по двадцать три часа работала – и спала в машине, пока меня перевозили с одной площадки на другую. Не хотела ничего терять. Вычеркнуть кино на четыре года – нехорошо и неправильно. И я почувствовала какое­то выгорание и опус­тошение. Поняла, что не смогу ничего нового привнести в проект. Настало время перемен.

Во время работы я вкладывала много себя, постоянно взаимодействовала с участниками вне кадра. Приезжала раньше на грим, завтракала с ними, разговаривала, они рассказывали, где что болит. У девчонок лифчики растягивались, я им покупала новые. У меня были со всеми очень нежные отношения. Я понимала, что они находятся в стрессовой ситуации, и старалась им всячески помочь.

Важно было, чтобы ребята открывали мне свои сердца. Ведь если на взвешивании перед ними будет стоять чужая тетя, которая приезжает только начитать подводку и вопросы задать, то это будет звенящая пустота…. Я знала все о ребятах: о детях, внуках, женах, любимых. Я за них переживала.

Но мы с проектом так прекрасно расстались! Со всеми нежнейшие отношения до сих пор. Я с большой теплотой и благодарностью вспоминаю годы сотрудничества. Не говоря уже о популярности – ничто не сравнится с телевидением. Особенно в финале: каждый третий в стране сидит и смотрит телевизор. Тогда еще мы проводили финалы в прямом эфире.

Мой первый в жизни прямой эфир! Помню, как стояла и думала: «На меня сейчас смотрит несколько миллионов человек». Останавливала себя и отгоняла такие мысли. Не нужно думать, сколько миллионов смотрит. Главное – хорошо начать и хорошо закончить. Как в психологии.

Помню обратный отсчет – десять секунд до прямого эфира, а у меня сердце бьется в такт отсчету. Я поворачиваюсь к камере-­стадикам с оператором, он вокруг меня бегает, я читаю длинную вызубренную подводку, потом крупный план, общий план, потом – на кран, который улетает, и эндорфины в момент выстреливают.

Я понимаю, что мне уже ничего не страшно, состояние эйфории. И эти шесть часов прошли как одна минута. Я не боялась каких­-то технических сбоев, поскольку знала о ребятах все. Понимала: что бы ни случилось, я могу их поддержать, мне есть о чем рассказать, смотрела в зал, где сидели их родственники, и поголовно знала каждого.

Какие планы на ближайшее время?

Я никогда ничего не планирую загодя и верю в слова «хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». За последний год столько ушло чудесных людей. Все мы движемся в одном направлении и понимаем, что какие­то вещи неизбежны. Но как­то в одночасье все произошло. Нужно жить каждым мгновением. Все это может закончиться в следующую минуту.

У моей подружки был план – к тридцати годам заработать миллион долларов. Она заработала. Но она занимается бизнесом, окончила Оксфорд, их так учили. У них все четко по плану. Я же человек импульса. Есть несколько свободных дней – улетела. Друзей созвала – устроила пир на весь мир.

На сафари в Кении

Когда путешествую, ничего особенно не везу. Только из Америки обувь, поскольку у меня большой размер ноги – сорок первый. Как в четырнадцать лет выросла, так и мучаюсь. Почему-­то в нашей стране решили, что женщина такой размер обуви не носит. Из-­за границы я всегда везла обувь, впечатления и кулинарные штуки – специи, рецепты, сыры. Я люблю азиатскую кухню, итальянскую. Потом собираю друзей, делюсь впечатлениями и кормлю блюдами собственного приготовления.

Я стараюсь путешествовать при каждой возможности. Вот на Новый год так и получилось. Поехали семьей в Буковель. Впервые встала на лыжи. Единственная из всех не умела кататься. Сначала волновалась, у меня был главный страх – сейчас упаду, мне будет больно. В первый же день меня заносило вправо, влево и раза три я хорошенечко шлепнулась, получила прозвище «падающая заезда» и поняла, что ничего страшного в этом нет.

Три дня тренировалась, а на четвертый взяла замечательного инструктора, который оказался еще и музыкантом. Мы объехали несколько трасс, на подъемниках пели песни, потом направились к опасному участку. Он сказал мне, что я уже хорошо стою на лыжах, довольно уверенно себя чувствую, могу попробовать.

Мы едем к этому участку – а он такой крутой, ограждения нет, лес вокруг, – но я понимаю, что если остановлюсь, то дальше не поеду, побоюсь. Доезжаю до этого участка, инструктор становится передо мной и кричит: «Останавливаемся, останавливаемся! Нет, нет, дальше не едем!» Я же его плавно объезжаю и захожу в крутой вираж.

Моя подружка снимала видео, потом я пересматривала и понимала: вот в этом вся суть моего характера. Страшно – но я иду вперед и делаю. Как говорят, если ты испытываешь страх, у тебя есть большой шанс узнать что­то интересное и новое.

Нужно жить, наслаждаясь каждым мгновением. Бабушка Галя мне всегда говорит: «Лесенька, главное – все любить. Людей вокруг любить, жизнь любить, себя любить. Главное – любить». Наверное, это самый важный совет.

Я чувствую себя абсолютно счастливым человеком. Мы врастаем в свои роли, поэтому позволю себе сказать словами моей прекрасной Корсиканки: «Счастье одно, оно либо есть, либо его нет». Оно внут­ри, это состояние твоей души, а не внешние факторы. Всякое бывало: печаль, болезни, утраты, потрясения, но я всегда была и буду счастливым человеком, потому что мое счастье всегда со мной.


Впервые опубликовано в журнале “Караван историй” (февраль, 2019)

Смотрите также:

Марк Дробот: «Я знаю, что такое скрывать любовь, чтобы не навредить»

Владимир Горянский: «Не могу представить ни дня без жены»

Станислав Боклан рассказал о личной жизни: «Мне повезло с женой»