Ирэн Роздобудько: “Мужчинам со мной было нелегко”

И все же кино, в сравнении с книгами, совершенно иной мир. Как завязался этот ваш роман?

Мир кино казался мне верхом самых высоких олимпов. Теперь, когда я знаю, как все устроено изнутри, понимаю, что в нем нет ничего «небожительского», что он достаточно жесток и опасен для тех, кто не умеет держать удар.

Правда, я жалею, что не выучилась «на режиссера». Уверена, что смогла бы снять фильм. Ведь существует же мнение, что сценарист – это ленивый режиссер. То есть я вижу, как выстроить кадр, какую выбрать стилистику для того или иного жанра, форму подачи, как структурировать материал, как поработать с актерами. Недавно принимала участие в монтаже и обнаружила, что «вижу», как и что урезать, что с чем склеить, на каких планах и репликах это можно сделать, а на каких – нельзя.

Но я хороню в себе режиссера совершенно безболезненно, ибо знаю: за это дело нужно браться так же, как за написание книги, – гореть. Причем на виду у сотни людей из киногруппы. Ведь кино – творчество коллективное. А я – личность асоциальная… Вот написание сценария – дело другое. Тут ты один на один с собой. Правда, бывает обидно, когда фильм получается хуже, чем ты его замыслил.

Но это так я рассуждаю сегодня, когда все мои «шишки» в науке кинодраматургии на практике уже перешли во вполне структурированные теоретические знания, которыми я с удовольствием делюсь со студентами. А начиналось все тоже «с улицы».

Однажды мне позвонила редактор кинокомпании и спросила, не смогу ли я написать сценарий по своей книге «Гудзик». Я обалдела, но с уверенностью в голосе ответила: «Конечно!», а сама начала судорожно рыться в интернете в поисках информации и читать литературу о написании сценариев. Зато на встречу в кафе с продюсером и режиссером я пришла, как мне показалось, вполне подкованным специалистом.

Вот с «Пуговицы» и практики, в которой мне очень помог Владимир Тихий, и начался мой долгий роман с кино. Иногда не совсем взаимный, но очень интересный. Кстати, этот сценарий к фильму занял первое (!) место на международном конкурсе «Маслина-олива» в Черногории. Так что в моем случае первый блин не оказался комом! Более того, Володя предложил мне промелькнуть в эпизоде!

Тогда же и прозвучал тот сакраментальный вопрос, которого я так ждала в детстве:

– Хочешь сниматься в кино?

Конечно же, я заорала:

– Да! Что нужно делать?

Володя объяснил, что в фильме есть сцена, где я должна сыграть хозяйку картинной галереи.

– Ты, с черным декоративным поросенком на поводке, выйдешь из шикарного лимузина!

– Почему с поросенком? – опешила я.

– Да потому, что это модно и круто!

Естественно, я согласилась. Поросенка звали Федором, и он отчаянно визжал на всю Владимирскую улицу, где проходили съемки. Местные жители высовывались из окон и обещали вызвать милицию, наказать нас за издевательство над животным. Пришлось делать множество дублей, во время которых я поняла: нет, уж лучше стоять по другую сторону объектива, чем содрогаться от криков: «Мотор! Камера! Начали!» – и сто раз повторять одно и то же. Эпизод с моей проходкой в фильме длится не более минуты, а снимали его до поздней ночи. Ужасный труд!

И  тем не менее в следующей картине Владимира Тихого «Таинственный остров» мне досталась проходка побольше – два настоящих съемочных дня. Там я снова сыграла гламурную даму, на этот раз – хозяйку острова. Я должна была стоять в кадре и непринужденно болтать с Нелли Уваровой, исполнительницей главной роли, а потом засмеяться. О чем говорить с ней – я придумала на ходу, а вот какни с того ни с сего захохотать…

– Как вы это делаете? – спросила я Нелли.

Та только хмыкнула: мол, справляйся сама, а свои актерские секреты я не выдам! Когда Володя скомандовал «смеяться», я, чтобы не ударить в грязь лицом, расхохоталась, подбрасывая взятое со стола яблоко. Потом звучала команда: «Еще, еще!» – и минут пять я смеялась вполне непринужденно. А после этой пытки «актерством» подумала, что смогла бы и вполне натурально разрыдаться. Или натурально умереть. Ведь это так интересно – побывать в чужой шкуре. Интересно и… опасно.

Опасно лгать, когда пишешь книгу. Вот уж где действительно нужно быть максимально, предельно честным. Читатель фальши не прощает… Впрочем, как и зритель.