Анастасия Приходько о муже: «Это единственный мужчина, который от меня ушел”

Это огромная нагрузка для шестнадцатилетней девочки. Как вы себя чувствовали в роли кормилицы семьи? Вам нравилось быть самостоятельной?

Официанткой я была, надо признать, отвратительной. Мне не хотелось работать вообще, а прислуживать, подавать еду, угождать было особенно не по душе. Но что поделаешь? За расклеивание листовок платили слишком мало. Мама за меня переживала, она не желала такого будущего своим детям, но я успокаивала ее: это временно, я добьюсь того, чего хочу! А хотела я крепко стоять на ногах и зарабатывать больше всех в семье, чтобы иметь возможность опекать маму.

Постепенно жизнь начала налаживаться, после двух­трех операций мама вернулась к работе, я – к учебе. Но тут на нас обрушилось новое несчастье: как-­то мама на кухне занималась консервацией, что-­то неловко подняла, а может, просто операцию на руке сделали неправильно… В общем, шуруп выскочил из пластины, удерживающей кость, и рука сломалась заново.

На меня навалилось отчаяние, депрессия. Я не могла понять, почему все эти испытания выпали на долю моей семьи

Это было ужасно. Во время операции мама чуть не умерла, потому что за тот год ей пришлось перенести слишком много вмешательств под общим наркозом, а ей тогда было уже под пятьдесят.

Помню, как хирург вышел из операционной к нам с бабушкой и сказал: «Я не могу делать прогнозы, состояние критическое». Когда ты понимаешь, что можешь потерять маму, это страшнее всего, потому что никого дороже в жизни у тебя нет.

К счастью, маму спасли. Но вся реабилитация пошла прахом. Снова постельный режим… У мамы начались нервные срывы. Тогда на себя ответственность взял брат: он сидел с мамой постоянно, ухаживал за ней, утешал, успокаивал.

Я снова пошла работать официанткой, уже в ночной клуб. Но продержалась там недолго. Все мои эмоции по поводу подобной работы отражались у меня на лице. Директор клуба это заметил и сказал: «Настя, ты хороший человек, но официант должен быть покладистым, белым и пушистым».

В итоге я стала продавщицей в ларьке через дорогу от дома. Там я тоже работала в ночную смену. Было удобно: можно читать, делать уроки, а среди ночи забежать домой, глянуть, все ли в порядке.

Я верю в дружбу, хотя меня не раз предавали

На третьем-­четвертом курсе уже было получше, мама снова вышла на работу. Но эти четыре года отразились на моем мировоззрении. Я многого навидалась за это время – предательства, обмана. Мамины друзья в большинстве своем отвернулись от нее. Человек, который был за рулем того автомобиля, должен был оплачивать мамины операции, но оплатил только две, за все остальные пришлось платить нам.

На меня навалилось отчаяние, депрессия. Я не могла понять, почему все эти испытания выпали на долю моей семьи и мою. А главное, я почти потеряла веру в людей, в дружбу. Дед учил меня, что дружба – самое ценное в жизни, он был фронтовиком, дошел до Берлина, участвовал в операции «Багратион» и получил медаль «За взятие Рейхстага».

Я слушала его фронтовые истории и верила, что друзья всегда выручат, подставят плечо. Но в тот момент я как-­то остро осознала, что, если, например, кто­то нападет на меня на улице, никому не будет дела, никто не вступится. И если случится что-­то серьезное, как с мамой, никто не поможет.

Вы и сейчас так считаете?

Нет. Я верю в дружбу, хотя меня не раз предавали. Я умею прощать. Дружба для меня на первом месте. Всегда помогу друзьям, что бы ни случилось. Не жду, пока человек обратится ко мне, – стараюсь опередить события, если вижу, что кому-­то плохо. Я знаю, как это сложно – просить о помощи, помню ведь, как было сложно маме… Унизительно – просить, находясь в беспомощном состоянии. Сама я стараюсь ничего ни у кого не просить, разве что в патовой ситуации.

Лучший друг – это мой муж

Естественно, друзей у меня немного. Их и не может быть много. Лучший друг – это мой муж. И еще, пожалуй, есть пара человек, которых могу назвать близкими друзьями. Вообще говоря, я больше с мужчинами вожусь, они ответственнее относятся к дружбе.

Люблю заходить в «Инстаграм» и для смеха листать фотографии: как девочки отдыхают с шампанским и устрицами, рассматривают подарки, хвастаются букетами. Все это мне совершенно чуждо, я ни разу не сидела с девчонками в кафе, не встречалась, чтобы посплетничать: «Мой козел опять… Он мне не позвонил…» Честно, я рада, что меня миновала эта участь. Вот недавно у меня была отличная встреча с друзьями – восемь мужиков и я. Было так здорово!

Возвращаясь к тому моменту, когда я разочаровалась в дружбе… Мне было восемнадцать лет, и я стала отшельницей. На целый год полностью отказалась от общения со сверстниками. Сразу после занятий в училище Глиэра возвращалась домой и запиралась в своей комнате. Однажды мама сказала: «Мне кажется, ты скоро сойдешь с ума. Когда бы я ни зашла к тебе, ты сидишь на подоконнике и смотришь в окно». Я ответила: «Отстань, я думаю».

И это так и было: я размышляла о том, что делать дальше, кем стать в жизни. Я мечтала заниматься музыкой, постоянно ходила на кастинги, пробовалась в разные группы. Но мне везде отвечали: «У вас слишком сильный и низкий голос, слишком мужской тембр, нам нужны девичьи голоса, нам нужна девушка, которая мурлычет, как кошечка».