Ксения Мишина: «Я готова к новой любви»

Вы с детства были столь рассудительной?

У меня нет драматических воспоминаний о детстве. Я родилась в Севастополе и вспоминаю свои ранние годы с улыбкой – друзья и свобода. И как же быстро все меняется! Я мама и вижу, как растут современные дети.

Сейчас все иначе. У них другие приоритеты. Мы были предоставлены сами себе в хорошем смысле. Родители тогда так не волновались, что мы гуляли одни.

Мое детство проходило во дворе с друзьями. Завтрак – и быстро на улицу, потом обед – и снова гулять. А теперь все по­другому. Сейчас все завязано на компьютерах, социальных сетях, виртуальной жизни и новых технологиях. И дети от этого в какой­-то степени страдают.

У нас все работало на воображении, мы сами придумывали себе игры: дочки-­матери, казаки-­разбойники. Мы бегали и прыгали, а первого сентября на линейку приходили с черными ладошками от молодых орехов.

Каникулы я часто проводила у бабушки в Нижнем Новгороде, у меня там было много друзей. А в классе пятом­шестом там же случилась моя первая детская любовь. Мы были соседями.

Разъезжаясь, мы каждый год ждали новой встречи, писали друг другу письма – телефонов не было. Как-­то, перебирая свои вещи, я нашла эти письма – такие яркие воспоминания! Мы и сейчас иногда переписываемся. И, кстати, мой первый поцелуй тоже случился с этим мальчиком.

К сожалению, родители развелись, когда я училась в школе. Для меня это не стало трагедией, я все понимала. Мама работала бухгалтером, папа – программистом. Папа много времени уделял работе, и его уход я особо не почувствовала. Мы с ним продолжали прекрасно общаться. Через время он построил новую семью.

Я часто оставалась у него жить, поскольку мама была вынуждена ездить в Нижний Новгород, чтобы ухаживать за своей мамой, которая сильно болела. И в эти моменты я понимала, насколько люблю маму и как по ней скучаю. Она всегда была главным человеком в моей жизни. А с появлением сыночка у меня стало два главных человека.

В школе я была хорошисткой, до отличницы не удавалось дотянуть. Мне кажется, этому препятствовали моя излишняя эмоциональность и неусидчивость. Да и не очень­то хотелось. Особенно я не любила точные науки, они проходили мимо меня.

Но, если мне что-­то было по-­настоящему интересно, я садилась и разбиралась детально. И у меня обязательно все получалось. У нас подобралась замечательная компания, все девчонки были очень красивыми. Мы даже сами себя в старших классах провозгласили элитой школы – конечно, детский максимализм.

Восемь девочек, мы тесно дружили и постоянно ходили вместе. Кстати, общаемся по сей день. У нас была такая команда, что никакие мальчики не нужны. К тому же девочки в старших классах хотят общаться с парнями постарше, одноклассники не подходят. И первая школьная любовь нашла меня за пределами школы. С моим первым парнем мы долго дружили, а в девятом­десятом классе эта дружба тихонечко переросла во что­то большее.

Вообще в детстве я не считала себя привлекательной девочкой. В меня массово не влюблялись, и королевой школы я не числилась. Вы бы меня тогда не узнали! Я была немного пацанкой, эмоциональной и с острым чувством справедливости. Чуть что не так, сразу лезла доказывать свою правоту или заступалась за невиновного. Как девочку­-принцессу себя никогда не рассматривала.

Помню, как перед выпускным пошла в парикмахерскую. Тогда были модными рваные стрижки, а у меня были волосы такой же длины, как сейчас. И меня подстригли так, что на макушке остался рваный ежик, от которого спускались три прядки чуть ниже плеч. А ведь я не хотела таких кардинальных перемен, это случайно получилось, парикмахер меня просто неправильно поняла. С тех пор у меня страх ходить в салоны и экспериментировать. Я постоянно с одной длиной волос, только кончики подрезаю.

Платье, которое мы заранее приготовили на выпускной, пришлось выбросить и купить что-­то более соответствующее. А мне в этом «прекрасном» виде еще и на сцену нужно было выходить. Единственное красивое, что было на мне, – золотистые туфли.