Чем больше мы общались, тем яснее становилось, что между нами существует симпатия. Но Арсен был женат, у него двое детей, и мне даже в голову не приходило, что он уйдет из семьи. Встречи с ним стали мучительными для меня, и я волевым усилием прекратила нашу дружбу. Перестала звонить и писать, даже если был повод.
За весь 2013 год мы увиделись только раз – во время концерта в День независимости на Майдане. Он приехал с женой, мы поздоровались просто как знакомые, даже словом не перебросились. Было тяжело, но я постаралась отпустить ситуацию.
А в октябре Арсен вдруг приехал в Киев, пришел ко мне в гости и сказал, что разводится и хочет, чтобы я об этом узнала от него – лично, не по телефону. Я была поражена. Не знаю, что у них там произошло.
Конечно, нельзя радоваться чужому несчастью. Но свои чувства тоже убить невозможно. Мы начали встречаться – сначала тайно, а потом устали скрываться. Мы любим друг друга, нам хочется обняться, взяться за руки, почему мы должны прятаться?
Арсен вдруг приехал в Киев, пришел ко мне в гости и сказал, что разводится и хочет, чтобы я об этом узнала от него
СМИ тут же написали, что я разлучница, разрушила семью Арсена. Из меня сделали монстра. Конечно, приехала в Запорожье, взяла мужчину за руку и увела из семьи! Это просто смешно. Мужчина принял решение, я никак не могла на него повлиять. Наверное, чувства ко мне стали для него последней каплей. Может, я в чем-то виновата, но сердцу не прикажешь.
Обо мне до сих пор пишут в Интернете гадости, проклинают. Но люди не знают, как все было на самом деле, а я не собираюсь оправдываться. Быть публичным человеком непросто, вся моя личная жизнь на виду, но я уже научилась не реагировать.
СМИ тут же написали, что я разлучница, разрушила семью Арсена. Из меня сделали монстра
В ноябре 2013-го Арсен переехал в Киев, мы планировали снять квартиру, но тут как раз начались события на Майдане. Стало ясно, что предстоит тяжелый год, поэтому я решила остаться у мамы, чтобы не тратить лишних денег. Мама не возражала. Она знает, что я искренне люблю Арсена, это не просто увлечение.
Ульяна тоже меня поддержала, ведь мы с ней подруги. Раньше я была строгой мамой. Но, когда Ульяна стала подростком, я поняла, что нужно менять тактику общения с дочерью. Могу откровенно поговорить с ней о своих чувствах. Узнав о моей любви к Арсену, Ульяна обрадовалась: «Хочу, чтобы ты была счастлива, ведь папа давно уже нашел себе пару!».
Меня иногда спрашивают, продолжит ли дочь нашу певческую династию. Честно говорю: не знаю. Ульяна несколько лет училась в музыкальной школе по классу фортепиано, но потом стала прогуливать уроки, привирать, выдумывать несуществующие болезни, и я поняла, что не стоит давить. Мне кажется, у дочки, как и у меня в юности, есть комплекс.
Все твердят: раз твои мама и бабушка певицы, ты тоже должна петь. Она лишь из духа противоречия делает все наоборот. В ее возрасте хочется быть ни на кого не похожей, совершенно особенной. Мне в молодости тоже не нравились сравнения с мамой.
Сейчас я уже поверила в себя, нашла собственную индивидуальность и не переживаю по поводу сравнений. А Ульяне еще предстоит самоутвердиться – она ведь совсем юная, как веточка ивы. Но, по крайней мере, после музыкальной школы она понимает, что певица – нелегкий труд. Даже перед классом спеть непросто, что уж говорить о сцене.
Мне в молодости не нравились сравнения с мамой
Я всегда любила сцену, и в пять лет, и в десять. С удовольствием выступала перед родительскими гостями, и только лет в 14 в меня вселился тот самый дух противоречия. А Ульяна вообще никогда не соглашалась спеть вместе со мной.
Сейчас она говорит, что хочет стать поваром. Не знаю даже, как к этому отнестись, хорошо это или плохо. Летом она сама нашла место официантки в ресторане и подрабатывала, чтобы иметь карманные деньги. Мама переживала, а я нет: пусть взрослеет, становится самостоятельной.
У нас троих (у меня и двух братьев) судьба очень разная – мой старший брат Иван, например, постригся в монахи. Иван долго к этому шел, он с детства был очень религиозным. Поначалу мы не верили в его решение, думали, что он пройдет послушание и передумает. Но он принял постриг, новое имя – Януарий. И уехал служить в Бахчисарайский монастырь.
Его решение не стало неожиданностью, но меня оно все равно очень огорчило. Для меня брат – прежде всего потрясающий, гениальный художник. Правда, свои таланты он применил и в монастыре – по его проекту построили церковь, и иконы для нее он написал сам. Оставил след. Но я бы хотела, чтобы он дарил свое искусство миру, а не только церкви. Сейчас Иван вернулся в Киев и пока непонятно, как дальше сложится его жизнь. Но я рада, что сейчас он с семьей. Часто задаю себе вопрос – почему Иван принял постриг. Мне кажется, его что-то сломало. Но что? Никакого горя у нас в семье не было. Видимо, к такому решению его склонили друзья – точнее, близкий друг, священник.
В семье все вегетарианцы, кроме меня и Арсена
Кстати, мой средний брат, Андрей – тоже иконописец, уже пятый год расписывает Успенский собор в Киево-Печерской лавре, в этом году работы должны закончиться. Это колоссальный труд, требующий большой преданности делу.
Сейчас, как и в детстве, мы живем все вместе, в доме, который принадлежал дедушке, Ивану Гончару. Это старый дом с трещинами в фундаменте, его все время приходится как-то подновлять и укреплять. У всех, конечно, отдельные комнаты, а кухня одна на всех, хотя питаемся мы все по-разному и в разное время.
В семье все вегетарианцы, кроме меня и Арсена. Андрей даже молочного не ест, он веган. Иван выдерживает все посты. Поэтому каждый стряпает для себя, мама кормит папу и помогает братьям. А для меня готовит Арсен. Он отличный кулинар. Раньше я, бывало, капризничала, делала ему замечания, а потом сказала себе: «Молчи, женщина, ведь это счастье, когда мужчина у плиты!».
В нашей большой семье все очень заняты. Мы почти не видим друг друга, и я не всегда знаю, кто в данный момент дома. Братья часто работают в мастерской, устроенной на чердаке. Мама на концертах, мы с Арсеном на мероприятиях или на гастролях. Сбегаемся домой только поесть, постираться и переночевать.