А потом она заметила, что в их с Бараком жизнь начал вмешиваться «третий лишний» – политика. Когда мужа избрали в Сенат штата Иллинойс, Мишель ощутила беспокойство. Теперь даже слепому было ясно, что главное место в жизни Барака Обамы занимает политика. Да, политика, а не жена! Мишель выходила из себя.
Почему это ей, молодой женщине с блестящим образованием, умом и вулканом энергии, надо скучать дома и ждать мужа, который засиживается на работе до полуночи? И вообще, работа в Сенате – бесполезная трата времени, она не приносит дохода. А вот если бы Барак устроился в солидную юридическую фирму, то смог бы заработать настоящие деньги.
– Давай закроем эту тему, – попросил Барак в ответ на упреки жены и, нежно взяв ее руки в свои, добавил: – Пойми, дорогая, свое будущее я вижу только в политике.
– Но ведь мы бедны как церковные мыши! А я – самая несчастная и одинокая мышь на свете! – захныкала Мишель и даже пустила слезу, хотя не терпела все эти дамские штучки. Вот если бы у них появились дети, все было бы подругому! Но за пять лет брака так ничего и не вышло. И только в ноябре 1997 года Мишель поняла, что беременна.
Когда она ушла в декрет, заработка Барака стало катастрофически не хватать. А когда их долгожданная девочка, Малия Энн, появилась на свет, в семье начался настоящий кризис. Рождение дочери почти не изменило распорядок дня Барака. А вот Мишель теперь не успевала даже делать зарядку.
Но потом ее осенило: если вставать перед первым кормлением, то есть в полпятого утра, можно выкроить время для себя! Она так и сделала. А когда поняла, что выбивается из сил, стала укладываться вместе с малышкой и засыпала не позже десяти.

Однако атмосферу в семье это не улучшило. Ведь, по сути, их жизнь не изменилась. К тому же они с Бараком такие разные! Мишель, воспитанная в строгости, привыкла к порядку. А Барак повсюду разбрасывал носки, курил, прожигая ковры, скатерти и оставляя после себя полные пепельницы, да еще и сам выглядел неопрятно.
– Я понимаю, у тебя нет имиджмейкеров, – выговаривала Мишель мужу. – Но сенатор штата не должен одеваться как чернорабочий!
– Как ты можешь приставать ко мне с такой ерундой, когда я пытаюсь изменить мир? – парировал Барак.
В такие моменты Мишель лишалась дара речи. И хорошо, иначе бы сорвалась и сказала все как есть: она замужем за никчемным мужчиной!
Теперь в Бараке ее раздражала каждая мелочь: привычка бросать на пол в ванной мокрые полотенца, засиживаться до двух ночи на работе, а потом храпеть в кровати, как трактор. Она днями ухаживала за малышкой, а он…
Он даже тарелку никогда за собой не уберет! Теперь вместо «Доброе утро, любимый!» или «Иди ко мне, дорогой!» она все чаще твердила: «Ты с головой ушел в политику и думаешь лишь о карьере. А мне приходится тащить на себе всю семью!»
Бесконечные упреки Мишель казались Бараку несправедливыми, недальновидными и просто убивали. Разве о такой жизни он мечтал?
Рождение второй дочки, Наташи (все почемуто стали называть ее Сашей), принесло надежды на лучшее. Казалось, теперь будет не до ссор. Но обстановка накалилась до предела. Мишель ужасало, что она попрежнему сидит дома, только теперь уже с двумя детьми, а муж и дальше занимается «настоящими делами». И после восьми лет брака она готова была уйти.
Их примирила беда. Трехмесячная Саша с диагнозом «менингит» попала в больницу и трое суток была близка к смерти. Только тогда Барак бросил дела и не отходил от постели дочери, позабыв обо всем, что находилось за пределами больничной палаты, – о работе, о деловых встречах, неотложных делах в Сенате.
Перед рассветом последней кошмарной ночи, сменяя его у кроватки ребенка, Мишель вдруг поняла: Барак снова ей близок и дорог. И она дала себе слово больше никогда не отдаляться от мужа и быть с ним везде и во всем, даже в этой проклятой политике…
– …Скажи честно, ты тоже считаешь, что сорок для женщины – Рубикон? – спросила Мишель, принимая от мужа подарки в день юбилея.
– Насчет других не скажу, но ты еще никогда не была так прекрасна, как сейчас! – совершенно искренне ответил Барак и схватил жену в охапку.
Впрочем, Мишель и сама понимала, что пришло ее лучшее время. Дети подросли и не требовали ежеминутных забот, муж обожал. Сама она, с зарплатой около 350 тысяч в год, занимала пост вицепрезидента Академического медцентра при Чикагском университете (Барак, уже сенатор США, получал вдвое меньше). Но главное – Мишель каждой своей клеткой ощущала, что созрела для чегото большего. Но вот для чего? Ответ пришел сам собой.