Ваш отец умер, когда вы были еще ребенком? Как его смерть повлияла на вас?
Мне исполнился 21 год. Но не могу сказать, что была уже взрослой. Сейчас перенесла бы его смерть гораздо тяжелее. А тогда я не вполне понимала, что навсегда теряю отца; первые пять лет казалось, что он просто уехал. И только потом я осознала: все, конец. Осознание пришло в тот момент, когда мне остро захотелось поделиться с ним своими успехами.
У нас с папой было много конфликтов, он осуждал мое увлечение музыкой, и мне просто хотелось, чтобы он увидел мои достижения и признал, что был не прав. Потом это стало уже неважно, но я жалела о том, что не успела, не смогла обеспечить ему достойную старость, приличный бытовой уровень, которого у него никогда не было. Я не так много зарабатываю, но что-то я все-таки могу.
Сейчас я уже ни о чем не жалею. Отпустила ситуацию. Всему свое время, не мы решаем, кому сколько предначертано. Иногда я тоскую по папе, но понимаю, что не властна была что-то изменить.
Он был очень своеобразной личностью. В папе удивительно переплеталось добро и зло, постоянно происходила борьба черного и белого. Я даже не могу сказать, хорошим он был отцом или плохим. С одной стороны, он научил меня множеству правильных вещей. Благодаря ему я рано стала читать, с пяти лет играю в шахматы; он привил мне интерес к здоровому образу жизни – и это в те времена, когда никто еще об этом не думал. Никто, кроме нас, не ел, к примеру, морскую капусту, креветки – люди просто не знали, что это такое и зачем. В магазине замороженные креветки лежали на прилавке, и мы были единственными, кто их покупал. Еще папа любил хурму, которую тогда никто не ел. Он интересовался здоровым питанием, спортом, а главное, все время что-то читал, и мне генетически передалась страсть к знаниям.
С другой стороны, он был жестким, авторитарным, ревнивым и подозрительным, все стремился держать под контролем. Когда в стране началась эпидемия наркомании, мама в воспитательных целях повела меня в кинотеатр на фильм о наркоманах «Рок». Это был совершенно жуткий, ужасный фильм, он надолго сломал мне психику, при одном упоминании о наркотиках мне становилось дурно. И папа отлично знал, что я невинное, инфантильное дитя – когда подружки уже вовсю гуляли с мальчиками, я сидела дома, писала стихи, играла с куклами. Но когда я наконец начала выходить на улицу – а это случилось очень поздно, лет в шестнадцать, – папа взял моду каждый вечер проверять мои руки, нет ли там следов от иглы. Требовал: «Посмотри мне в глаза! У тебя красные глаза!»
Это было жутко и обидно, ведь я знала, что ни в чем не виновата. И конечно, он запрещал мне встречаться с мальчиками. Я ссорилась с папой, плакала, требовала оставить меня в покое. Однажды выкрикнула: «Ты мне больше не отец!» – и ушла бродить по ночному городу. В те времена, в начале 90-х, это было опасно, мне хватило ума быстро вернуться домой. И там мы с отцом снова поскандалили. После ссор он уходил в свою комнату, запирался, не разговаривал со мной. Прощения попросил только один раз, уже перед самой смертью.
Сейчас, спустя годы, я стараюсь по-человечески его понять. Он ребенок войны, появился на свет в 1943 году. Не понимаю, как можно было в этом аду решиться забеременеть и родить! А после войны маленькие босяки, недокормленные, оставленные без присмотра, сбивались в стаи, курили по подворотням… Конечно, такое детство повлияло на папин характер. И в итоге он здорово попортил жизнь и мне, и маме. Тысячу раз я спрашивала: «Мама, зачем ты все это терпишь, почему не разводишься?» Но мама – мягкая, добрая женщина, эталонная хозяйка: в доме уют, все накормлены, обо всех позаботилась. Менять что-то ей и в голову не приходило. В советские времена большинство людей двигались по накатанной колее: вышла замуж – тащи свой воз. А может быть, она отрабатывала свою карму.
Вообще моя мама – удивительный человек. Она для меня и пример, и загадка: умудряется находить общий язык со всеми родственниками и детьми, всех понимает, ни на кого не сердится. И я этому у нее учусь – всех понимать и любить, всегда оставаться жизнерадостным и позитивным человеком.